Сейчас несколько кораблей и барж тоже были вытащены на песок. Вокруг одного возились десятка два островитян. Чадила пара костров, на которых грелась смола, видимо, корабль подновляли. Дальше в скалах были вырублены каменные ноатуны – пещеры, выполняющие здесь роль корабельных сараев, заметил он. Рядом с ними сложены бревна, чтобы закатывать по ним деревянных братьев. От берега вверх уходили широкие каменные ступени, выбитые прямо в камне. Впрочем, было похоже, что вверх можно подняться не только по ступеням. Вокруг широкого жерла одной из пещер было слишком натоптано, это напоминало дорогу…
Тяжелый киль «Лебедя моря» с хрустом врезался в прибрежную гальку. Почти следом за ним в берег воткнулся «Журавль» Рорика. Воины с обоих драккаров прыгали на берег и прямо в воду, перекликались друг с другом. Островитяне быстро смешались с дружиной конунга, кто-то кого-то узнавал, вспоминал, послышались обычная веселая перебранка, раздался смех. Никто уже не вспоминал, что еще недавно оба корабля чуть не сцепились в кровавой схватке на качающихся волнах.
Когда-то маленького раба Любеню поражало, как быстро свеоны переходят от гнева к радости и наоборот. Воины фиордов могут рычать на противника и кусать от злости края щитов, а через небольшой промежуток времени уже сидеть с теми же людьми за одним столом, шутить, улыбаться, сдвигать хмельные чары и радостно хлопать друг друга по плечам. Во многих обитателях фиордов есть что-то от непосредственности детей, способных без перехода менять горькие слезы на веселый смех, думал тогда мальчишка-раб, хотя сам был еще не слишком велик. Не только сильный, но и молодой народ!
Став воином Сьевнаром, он привык к этому. Как все ратники побережья, начал спокойно относиться и к своей, и к чужой смерти. Путь воина угоден Одину и богам-ассам, красивая смерть в бою или в дальнем викинге только веселит небесных богов. Зачем тревожиться о будущем, если в Асгарде умершие продолжают земную жизнь? Кто не знает, что эйнхирии Одина, Бога Павших, каждый день сражаются между собой с утра до вечера, а вечером мертвые воскресают, раненные исцеляются, и все садятся пировать до утра за одним столом? Путь воина угоден богам, и поэтому война никогда не кончится – ни на земле, ни на небе. А что еще нужно воинам?
Когда корабли приставали к берегу, конунг Рорик выпрыгнул из «Журавля» одним из первых, быстрыми шагами направился прямо к нему, видел Сьевнар. Но на пути ярла, словно бы невзначай, встал Ингвар Крепкие Объятия, расправил без того необъятные плечи и обратился к конунгу с каким-то пустяковыми вопросом. Конунг резко бросил ответ, шагнул в сторону, чтобы обойти Ингвара, и почти столкнулся с Косильщиком. Понял, зло дернул головой, коротко сказал что-то и направился в другую сторону.
Поединки на земле братства были запрещены под страхом злой и позорной смерти, это знали даже те, кто никогда здесь не был. Если двум воинам уж никак нельзя было не схватиться, то, с разрешения ярла и старших братьев, их отвозили на большую землю, где они и сражались, пока в живых не оставался один. Это тоже обычай, оставшийся еще от первых братьев.
Честно говоря, Сьевнар был рад видеть своих былых сотоварищей. Знакомые лица и голоса, взгляды, подмигиванья… Он с удовольствием убедился, что его тоже приветствуют без злобы, хлопают по плечу, по рукам. Гулли Медвежья Лапа, добродушный и непосредственный, как всегда, крепко обнял его, встряхнул за плечи. И успел будто бы невзначай шепнуть в самое ухо, мол, берегись Рорика, воин… Конунг поклялся отомстить тебе, а он всегда держит клятву! Берегись!
И Якоб-скальд, глянув со стороны, тоже словно бы предупредил глазами, покивал чуть заметно.
Радостная встреча! И, одновременно, грустная. Потому что именно здесь, в бухте Миствельда, Сьевнар окончательно почувствовал, что для него больше нет и не будет возврата к прошлому. Те, кто посмелее, кто не боялся недовольного взгляда конунга, даже подшучивали, мол, быстро бегаешь, оказывается, воин-скальд… Мол, смотри-ка, добрался до острова несмотря ни на что, Рорик так и не смог перехватить тебя по дороге…
Но что-то изменилось, все-таки, неуловимо, хотя и явно. Как будто некая нить порвалась между ним и его былыми товарищами. Они, его бывшие товарищи-дружинники, по-прежнему были все вместе, одно целое, как пальцы на руке, а его уже с ними не было. И, получается, прошлое уже прошло. А каким оно будет, будущее? Без Сангриль…
«Берегись, воин!»
По сути, это было прощание. Их прощание, и его! Молодость, любовь, радость жизни, струящаяся, как ключ, без всякой причины, – все это осталось на лесистых берегах Ранг-фиорда. Целая жизнь там осталась. Огромная, как его несбывшаяся любовь.
Как когда-то давно осталась в Гардарике его другая жизнь…
Он вдруг почувствовал себя старым и по-стариковски усталым от долгой жизни. Долгих жизней, можно и так сказать…
3