Викинги. Скальд

Маленький Любеня слышал от родичей, что на море бывают бури. Водные ветры куда своенравнее сухопутных, порой не слушаются самого Стрибога, Повелителя Ветров, рассказывали ему. Теперь мальчик со страхом смотрел на вздымающиеся водные горы и понимал, что их драккар – на реке такой большой и могучий – выглядит здесь просто щепкой, подхваченной весенним паводком. Куда их несет, почему они до сих пор не тонут?

Особенно жутко было, когда ладья проваливалась между волнами и прямо над головой, казалось – только руку протяни, Любеня видел шипящую и грохочущую воду, готовую их накрыть. Только тяжелое бревно-киль, протянутое под всем днищем, не дает волнам перевернуть драккар, не сразу догадался он…

Впрочем, и это оказалось еще не буря! Самое страшное началось позже, когда день окончательно превратился в ночь, когда темные водяные валы выросли вышиной с горы, а воздух так перемешался с соленой водой, что, похоже, ей они и дышали.

Нет, он уже не думал остаться в живых, не понимал, почему свеи еще на что-то надеются, без устали разворачивая драккар носом к волне. Любеня только молил про себя духов предков, чтоб те быстрее забрали его в светлый и тихий Ирий, подальше от этого ревущего кошмара…

* * *

Прошло много дней, и Любеня опять перестал надеться уцелеть. Долгая буря забросила их неизвестно куда, они все плыли и плыли, дни сменяли ночи, а вокруг была все та же сверкающая вода.

Припасы кончились, последние горсти зерна дожеваны, и воины вдруг подступили к нему с ножами. Но старый Якоб прикрикнул на них, и тогда они cхватили толстогубого Алеку. Тот, понимая, пронзительно завизжал, но крик тут же оборвался, сменился булькающим хрипом. Свеи быстро перерезали горло оличу, слили за борт лишнюю кровь и распластали на куски так же ловко, как когда-то на берегу реки пластали кабанчика. Красно-сизые потроха выкидывали прямо в воду и за кораблем потянулись вездесущие чайки, выклевывая добычу из волн. Их заунывные крики стали единственным погребальным словом подлому…

Неприглядная обыденность этой смерти поразила мальчика. Вот только что человек был живым, двигался, говорил, дышал – и вот уже куски кровавого мяса. И на человека уже не похож… Просто мясо!

Любеня несколько раз сказал себе, что не стоит жалеть такого никчемного человека. Подлый он, по заслугам и почет принял… Но жалел.

Свеи жевали олича сырым, мочили куски мяса в забортной воде и ей же запивали трапезу, зачерпывая воду шлемами и смывая кровь с усов и бород.

Любене тоже предложили мяса. Старый Якоб совал ему куски, еще сохраняющие теплоту жизни. Говорил на ломаном языке родичей, мол, ешь, надо есть, каждый человек должен есть, иначе он умрет раньше времени. Старый шрам кривил морщинистое лицо, и было не понять, то ли он усмехается, то ли хмурится угрожающе.

Мальчик взял мясо. Потом, незаметно, выкинул его за борт. Он так и не смог его есть, как не мог пить горько-соленую морскую воду, от которой выворачивало все нутро.

Совсем уже умирал, лежа на днище и часто теряя сознание…

Но – оберег Велеса! Он спас, не иначе! – думал потом Любеня.

Впереди, за бесконечной водой, вдруг показалась туманная дымка, которая все густела, пока не превратилась в темную полоску берега.

Свеи, завидев знакомые берега, шумно радовались возвращению, а мальчик не знал, радоваться ему или плакать…

Глава 2 Нити судьбы

Чем более северный пояс удален от солнца и замерзает от снега и льда, тем более это здорово для человеческих тел и благоприятно для увеличения народов, и наоборот, чем ближе южные страны к жару солнца, тем более подвержены болезням и менее пригодны для воспитания смертных. Поэтому и произошло так, что столь большие народы родились на севере…

Павел Диакон. История лангобардов. VIII в. н. э.

1

Старый Дорин был прибит тяжелым копьем прямо к двери сарая. «Словно жук, которого дети нанизывают на соломину и пришпиливают для потеху к земляной завалинке», – подумал Рорик.

Копье глубоко вошло в грудь, плотно прижав тело к серому, мореному временем дереву. Голова с открытыми, невидящими глазами свесилась, словно убитый смотрел вниз, пытаясь понять, что случилось. Седые волосы неряшливо падали на лицо, и борода повисла бесформенным клочком ветоши. Ровный, устойчивый ветерок с моря шевелил пряди, и от этого знаменитому ярлу и конунгу Рорику Неистовому казалось, что старик вот-вот встряхнется, поднимет голову, скажет что-нибудь сварливо и громко, в своей обычной манере.