Викки

Викки не стала спорить, а просто поспешила прочь, сразу почувствовав облегчение. Так или иначе, а час-другой нужно на что-то убить… хотя можно притвориться, что на нее нашел приступ тошноты. В конце концов, она действительно чувствует себя скверно. Отчасти в этом виноват Оуэн Самфинг, но главное — эта гадкая обстановка вокруг, а уж Дарси! Нет такого она не ожидала! Она думала, что знает Дарси, но иметь подружкой девушку, которая, хихикая, позволяет мужчине шарить у себя под юбкой, — это не для нее, не для Викки. Что касается дороги сюда, на ярмарку, когда Дарси весь путь просидела у Мэтта на коленях, хотя тот и вел машину, то об этом Викки вообще старалась не вспоминать.

Через несколько минут ей удалось отыскать дамский туалет — по счастью, он оказался пуст. На какой-то момент это еле освещенное грязное помещение показалось девушке истинным убежищем от безобразной и пошлой действительности, ликующей за стенами. Повернув кран, Викки над ржавой раковиной сполоснула лицо и вгляделась в тусклое зеркало напротив. Лицо было таким бледным, что действительно можно было подумать, что Викки мутит.

Что ж, пора и вправду ставить точку. Вернуться и потребовать от Дарси, чтобы они отправились домой, и плевать на ее обиды и капризы! Дарси ей больше никакая не подруга, а испорченная девчонка, воспользовавшаяся их дружбой в своих интересах. И как только Викки раньше этого не разглядела?

Вытерев лицо шершавым бумажным полотенцем, Викки решительно сжала губы, поправила волосы и почувствовала себя лучше. Какое-то время она потратила, отыскивая обратную дорогу к «туннелю любви». Троица поджидала ее, сидя на скамейке, и Викки, увидев их со спины, невольно замедлила шаг.

— Черт подери, Дарси, ты же говорила, что она девчонка что надо! — возмущенно обратился к Дарси Мэтт.

— Но мне казалось, что так оно и есть. Она никогда раньше не вела себя так в моем присутствии, — огрызнулась Дарси.

— Должен признать, однако, что она и вправду красотка, — задумчиво сказал Мэтт.

— Вообще-то мне не очень интересно, какая там у нее физиономия, — процедил сквозь зубы Оуэн, и в отсветах огней его лицо показалось Викки особенно зловещим. — Мне от нее, черт бы ее побрал, нужно только одно, а она шарахается от меня, будто я прокаженный.

— Может быть, ты не в ее вкусе? — захохотал Мэтт.

Оуэн прорычал что-то невнятное, и Мэтт снова рассмеялся.

— А спорим, я бы в два счета завел ее? — сказал он азартно.

— Ты что, забыл, чей ты парень? — Дарси вскочила и с визгом ухватила Мэтта за воротник рубашки.

— Ладно, ладно, крошка, я только пошутил. Ты же знаешь, что мы с тобой не разлей вода. И разве я тебя не предупреждал, что эта финтифлюшка не как все остальные, а, Оуэн? — Мэтт поймал Дарси за руки и крепко обнял за бедро. — Слушайте, отличная идея! Дарси, будь пай-девочкой и покажи моему закадычному дружку класс по части траханья! А то он, кажется, скорее умрет, чем снова свяжется с этой твоей холоднокровной лягушкой.

Дарси с ужимками захихикала.

— Наговоришь тоже, — сказала она, но щеки ее раскраснелись от возбуждения.

Викки почувствовала, как к горлу снова подкатывает тошнота, и, повернувшись, кинулась прочь не разбирая дороги. Ей хотелось как можно скорее избавиться от этой отвратительной компании, но главное — от подлой подружки, которую она всячески защищала от упреков и обвинений, а та оказалась тем, чем слыла, и даже еще хуже.

Аттракционы закрывались где-то ближе к полуночи, и в ожидании этого часа Викки, так и не решившаяся что-либо предпринять, укрылась от своих приятелей в павильоне, где шел сеанс гипноза. Сверкание огней, надсадные крики ведущего, зазывающего на сцену новых участников, шум подъезжающих и отъезжающих машин — все ее раздражало здесь.

Но гораздо больше она боялась натолкнуться на Дарси и двух ее спутников, и дело было не только в отвращении к этим людям — Викки боялась разбушеваться и «выйти из берегов».

Гнев был тем самым чувством, которому Викки никогда не позволяла вырваться наружу. Слишком долго в самые нежные годы ее беспощадно наказывали за малейшие проявления характера — за то, что она повысила голос или позволила себе запрыгать от радости, — и сейчас она безумно боялась взорваться и натворить что-нибудь ужасное и непоправимое.

А поскольку из книг по психологии она знала, что ярость — результат подавленности, невозможности открыто выразить свои чувства, она по возможности избегала ситуаций, при которых гнев мог затопить разум.

Поэтому, почувствовав еще у скамейки явные признаки подступающего бешенства — тошноту, горящие щеки, легкое удушье, — она умчалась прочь, чтобы не выкинуть какую-нибудь глупость — например, отхлестать по физиономии эту подлую, мерзкую лгунью Дарси.

Когда гнев прошел, осталось тупое оцепенение. Викки по инерции все еще стояла в конце павильона, наблюдая за сеансом гипнотизера. Но скоро сцену должны были закрыть, а потому Викки сквозь редеющую на глазах толпу проскользнула к другому выходу, подальше от центральных ворот, и мимо ларьков и киосков вышла к длинной узкой шатровой палатке, где днем было какое-то представление.