Все же и столь лестная оценка не полностью разъясняет дело. Нужно принять во внимание, что, каковы бы ни были устремления кардинала, какую бы личную выгоду он ни извлекал при их осуществлении, ход вещей (подавление народных движений, борьба против Фронды, против феодальной оппозиции и пр.) заставлял его в конечном счете способствовать укреплению абсолютной монархии. Наступала пора расцвета абсолютизма. Да и само корыстолюбие и честолюбие Мазарини нельзя рассматривать в отрыве от нравов того времени. Пышность, богатство и стремление к независимости были тогда непременными атрибутами любой власти, могущество было прежде всего личным могуществом, а не влиятельностью чиновников — людей типа Кольбера. Противоположность облика Фуке и Кольбера для той эпохи не случайна, так же как не случаен был и совет кардинала королю не брать первого министра: Мазарини понимал, что его личные усилия были направлены именно против возможности появления подобных ему людей.
На страницах романа часто слышится неизменно сопровождающая эти перемены нота — все мельчает! Еще не оформилась и не восторжествовала идея целого, а части его столь мало пригодны как материал для создания чего-либо величественного. Этот мотив больно отдается в сердце видавшего лучшие дни старого солдата д'Артаньяна. Рядом с ним нет близких людей, нет настоящего дела, а вдобавок он еще и обойден той благодарностью, на которую дает ему право многолетняя служба королевскому дому.
По отношению к историческому прототипу героя романа верно лишь последнее. Читатель помнит, что на самом деле такого человека и не существовало — образ сплетался из двух биографий — Шарля де Баатц-Кастельморе и Пьера де Монтескью, носивших одинаковую фамилию — д'Артаньян.
Какова же была судьба этих людей к концу 50-х годов XVII века — моменту начала романа? Шарль, эпизоды из жизни которого чаще всего использовал писатель, действительно был к тому времени лейтенантом мушкетеров, по долгу службы человеком весьма близким королю, а по части щекотливых услуг и поручений — кардиналу. Тридцатипятилетний мушкетер женат и обзавелся двумя детьми, а тот факт, что крестным отцом одного из них был сам Людовик XIV, доказывает исключительную близость д'Артаньяна к «королю-солнце». Богатым же д'Артаньян никогда не был и не стал — его вдова благоразумно отказалась от наследства, которое, по ее словам, принесло бы ей «больше славы, чем выгоды».
Юный Пьер де Монтескью, судьба которого часто сталкивала его с Шарлем, был в то время королевским пажом и тоже стремился к службе в рядах мушкетеров, чего он и достиг в 1665 году при посредстве своего родственника. Ниже мы еще упомянем о нем. С историческими прототипами верных друзей д'Артаньяна мы уже знакомы, и остается лишь сказать, что ко времени описываемых событий Атоса уже более двадцати лет не было в живых — одна из дуэлей оказалась для него последней, а Портос (ставший мушкетером как раз в год смерти Атоса) и Арамис хотя и здравствовали, но не отличились ни в одном из запечатленных в книге исторических эпизодов.
Итак, д'Артаньян на службе у короля и служит Мазарини. В огромной степени стараниями последнего Франция вступила в недолгий период процветания. Прекратились войны и внутренние усобицы, характерные для истории страны на протяжении более чем полувека. Вестфальский договор, решив вопрос о независимости германских княжеств, обеспечил спокойствие в Центральной Европе, Пиренейский — мир между Францией и Испанией. Англия в 1660 году, после реставрации Стюартов (кстати, участие в этих событиях наших героев абсолютно вымышлено, а отправной точкой для английских приключений мушкетеров во второй и третьей частях трилогии явилось упоминание о миссии д'Артаньяна к Кромвелю), была, как никогда, расположена к Франции. Кардинал, который наконец-то смог обратить свои помыслы и энергию к иным целям, вкладывает много сил в обучение короля искусству властвовать. Как пишет Шуази, советы его сводились в основном к следующему. «…усмирять свои страсти, чтобы всегда вести себя достойно короля, не давать возвышаться принцам крови, не попадать в сети многочисленных фаворитов, в деловых вопросах всегда хранить непроницаемую тайну, развивать свой природный дар притворства, никогда не брать себе первого министра». Последняя часть этого поучения, которая в романе драматически венчает жизненный путь Мазарини, в действительности была естественной частью его обдуманной программы. Столь же закономерно было и то, что, кроме кардинальского дворца (переименованного затем в Пале-Рояль), в качестве своеобразного наследства Людовику XIV достался и интендант финансов Кольбер. «Мой государь, — сказал перед смертью Мазарини, — вам я обязан всем, но я рассчитываюсь сполна, оставляя вам Кольбера». Как мы знаем, слова кардинала полностью оправдались.