Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2

– Вот почему он не принадлежит мне; вот почему и меня, как многих королев, король бросит, забудет, и любовь, слава, почести станут уделом других. Ах, матушка, король так красив! Многие женщины будут признаваться ему в любви, многие будут любить его!

– Женщины редко любят в короле мужчину. Но если бы это случилось, в чем я сомневаюсь, пожелайте, Мария, чтобы эти женщины действительно любили вашего мужа. Во-первых, самоотверженная любовь женщины быстро надоедает мужчине, во-вторых, полюбив, женщина теряет всякую власть над мужчиной, от которого она не добивается ни могущества, ни богатства, а только любви. Итак, пожелайте, чтобы король любил как можно меньше, а его избранница как можно больше.

– Ах, матушка, беззаветная любовь заключает в себе огромную силу.

– А вы говорите, что вы покинуты!

– Это правда, я говорю глупости… Но одного, однако, я не могла бы вынести.

– Чего именно?

– Счастливого выбора, новой семьи, которую он нашел бы у другой женщины. О, если я когда-нибудь узнаю, что у короля есть дети… я умру!

– Мария! Мария! – улыбнулась в ответ королева-мать и взяла за руку молодую женщину. – Запомните то, что я вам скажу, и пусть мои слова всегда будут служить вам утешением: у короля не может быть наследника без вас, у вас же он может быть без короля.

И с этими словами Анна Австрийская громко расхохоталась, покинула свою невестку и пошла навстречу принцессе, о приходе которой в эту минуту доложил паж.

Лицо у принцессы было озабоченное, как у человека, что-то затеявшего.

– Я пришла узнать, – начала она, – не утомило ли ваши величества наше путешествие?

– Нисколько, – отвечала королева-мать.

– Немного, – проговорила Мария-Терезия.

– А я очень обеспокоена.

– Чем? – взглянула на нее Анна Австрийская.

– Король, наверное, устал от верховой езды.

– Нет, ему было полезно прокатиться верхом.

– Я сама посоветовала ему, – сказала, побледнев, Мария-Терезия.

Принцесса ничего не отвечала, а только улыбнулась одной из свойственных ей улыбок, при которой все лицо ее оставалось неподвижным и только губы кривились. Она тотчас же переменила тему разговора:

– Мы нашли Париж совершенно таким же, как покинули его: по-прежнему интриги, козни, кокетство.

– Интриги! Какие интриги? – спросила королева-мать.

– Много говорят о господине Фуке и госпоже Плесси-Бельер.

– Которая записалась, значит, под десятитысячным номером? – усмехнулась королева-мать. – Ну а козни?

– По-видимому, у нас какие-то неприятности с Голландией.

– Принц рассказал мне историю с медалями.

– Ах, медали, отчеканенные в Голландии, – воскликнула молодая королева, – на которых изображено облако, проходящее по солнцу-королю! Напрасно вы называете это кознями. Это просто неприличная выходка.

– Такая жалкая, что король не обратит на нее внимания, – заметила королева-мать. – А что вы скажете о кокетстве? Вы намекали на госпожу д'Олон?

– Нет, нет! Нужно искать поближе.

– Casa de usted13, – прошептала королева-мать на ухо невестке, не шевеля губами.

Принцесса не услышала этих слов и продолжала?

– Вы знаете ужасную новость?

– Как же! О ранении господина де Гиша?

– И вы, как и все, объясняете это несчастным случаем на охоте?

– Да, конечно, – ответили обе королевы, проявив на этот раз интерес.

Принцесса подошла ближе…

– Дуэль! – произнесла она.

– А! – воскликнула Анна Австрийская, для ушей которой слово дуэль звучало неприятно: во время ее царствования дуэли были запрещены во Франции.

– Прискорбная дуэль, которая чуть было не стоила принцу двух его лучших друзей, а королю – двух преданных слуг.

– Из-за чего же произошла эта дуэль? – спросила молодая королева, движимая каким-то тайным инстинктом.

– Из-за кокетства, – торжествующе сказала принцесса. – Противники рассуждали о добродетели одной дамы: один находил, что рядом с нею Паллада – ничто; другой уверял, будто эта дама подражает Венере, прельстившей Марса, и эти господа подрались, как Ахилл с Гектором.

– Венера, прельстившая Марса? – прошептала молодая королева, не решаясь углублять аллегорию.

– Кто же эта дама? – начала без обиняков Анна Австрийская. – Вы как будто сказали, что она фрейлина?

– Неужели сказала? – удивилась принцесса.

– Да. Мне показалось даже, что вы назвали ее имя.

– А знаете ли вы, что такая женщина приносит большое несчастье в королевский дом?

– Это мадемуазель де Лавальер? – спросила королева-мать.

– Представьте, да; эта дурнушка.

– Я считала ее невестой одного дворянина, который не является ни господином де Гишем, ни господином де Бардом.

– Очень возможно, ваше величество.

Молодая королева взяла вышивание и с притворным спокойствием стала распутывать нитки; однако дрожащие пальцы выдавали ее волнение.

– Что такое вы сказали о Венере и Марсе? – продолжала расспрашивать королева-мать. – Разве есть какой-нибудь Марс?

– Она хвастается, что есть.

– Вы говорите, хвастается?

– Это и было причиной дуэли.

– И господин де Гиш держал сторону Марса?

– Да, конечно, как преданный его слуга.

– Преданный слуга! – вскричала молодая королева, забыв всякую сдержанность, настолько ее мучила ревность. – Чей слуга?