С высоты окна, из которого открывался вид на площадь, д’Артаньян с тайным удовольствием наблюдал, как находившиеся в толпе мушкетеры и гвардейцы успешно прокладывали себе дорогу, работая кулаками и рукоятками шпаг. Они образовали уже плотную группу человек в пятьдесят. Но не это привлекало внимание д’Артаньяна: вокруг виселиц и вдоль аркады Сен-Жан кипел настоящий живой водоворот. Среди тупых и равнодушных физиономий мелькали люди со смелыми, волевыми лицами. Они обменивались друг с другом какими-то таинственными знаками. В одной из наиболее оживленных групп д’Артаньян заметил незнакомца, пришедшего из соседнего сада и державшего речь в кабаке. Теперь он, по-видимому, собирал людей и отдавал им приказания.
— Так и есть, — воскликнул д’Артаньян, — я не ошибся! Я знаю этого человека: это — Менвиль. Что он тут делает, черт побери?
Глухой шум, усиливавшийся с каждым мгновением, отвлек его внимание в другую сторону. Шум этот был вызван появлением осужденных. На углу площади показался шедший впереди отряд стрелков. Гул и говор толпы превратился в оглушительный рев.
Видя, что Рауль побледнел, д’Артаньян ударил его по плечу.
Стоявшие у очага люди, услышав крики, обернулись и спросили, в чем дело.
— Ведут осужденных, — отвечал д’Артаньян.
— Отлично! — сказали оба и принялись еще усерднее разжигать огонь.
Д’Артаньян поглядывал на них с беспокойством. Ему было ясно, что эти люди, разводившие без всякой надобности такой сильный огонь, затеяли что-то недоброе.
Между тем осужденные уже появились на площади. Перед ними шел палач, а по сторонам — по пятидесяти стрелков. Оба были одеты во все черное, — оба бледные, но спокойные.
Д’Артаньян заметил, что они почти на каждом шагу приподнимались на носках и нетерпеливо смотрели через головы толпы.
— Гм! — произнес он. — Как они стремятся поскорее увидеть виселицу.
Рауль отступил назад, не будучи, однако, в состоянии совершенно покинуть окно. Ужасные зрелища также обладают притягательной силой.
— Смерть им! Смерть! — кричали пятьдесят тысяч глоток.
— Да, смерть им, смерть! — ревело несколько десятков особенно яростных голосов, точно отвечая толпе.
— Вздернуть их, вздернуть! Да здравствует король! — кричала толпа.
— Король? — пробормотал д’Артаньян. — Удивительно! Я полагал, что не король, а Кольбер приказал их повесить.
В эту минуту в толпе началась давка; шествие осужденных остановилось.
Люди со смелыми, волевыми лицами, которых заметил д’Артаньян, так поспешно и энергично толкались, протискивались и напирали, что добрались почти до цепи стрелков. Процессия снова тронулась.
Вдруг люди, приковавшие к себе внимание д’Артаньяна, с криком "Да здравствует Кольбер!" бросились на конвойных, которые тщетно старались от них отбиться. Позади надвигалась толпа.
Поднялся невообразимый шум и сумятица, слышались вопли ужаса, стук сабель, алебард и мушкетные выстрелы. Словом, наступил хаос, в котором д’Артаньян уже ничего не мог разобрать. Однако вскоре среди этого хаоса начало выясняться какое-то определенное намерение, чья-то воля.
Осужденные оказались вдруг вырванными из цепи конвоя; их потащили к кабачку под вывеской "Нотр-Дам". Увлекавшие их кричали: "Да здравствует Кольбер!" Толпа колебалась, не зная, чью сторону принять: стрелков или зачинщиков драки. Ее смущало то, что кричавшие "Да здравствует Кольбер!" принялись также кричать: "Долой виселицы! В огонь их! В огонь! Сжечь живьем этих воров, сжечь кровопийц!"
Эти крики решили дело. Толпа собралась сюда смотреть на казнь, и вдруг у нее явилась возможность совершить казнь самой, а это большой соблазн! Поэтому в одну секунду вся толпа оказалась на стороне бунтарей и тоже стала кричать: "В огонь грабителей! Да здравствует Кольбер!"
— Черт возьми! — вскричал д’Артаньян. — Дело, кажется, принимает серьезный оборот!
Один из людей, стоявших у очага, подошел к окну с горящей головней.
— Жарко становится! Ну, сигнал дан! — сказал он, обернувшись к товарищу, и вдруг поднес головню к деревянной обшивке стены. Дом был старый и вспыхнул в одно мгновение. Пламя с треском поднялось кверху.
К реву толпы присоединились крики поджигателей. Д’Артаньян, который ничего не заметил, потому что смотрел на площадь, почувствовал, что его душит дым и жжет пламя.
— Э, да вы устроили здесь пожар! — вскричал он, обернувшись. — С ума мы спятили, что ли голубчики?
Оба незнакомца посмотрели на него с удивлением.
— Да ведь так было приказано, — сказали они.
— Приказано сжечь мой дом?! — загремел д’Артаньян, вырывая из рук поджигателя головню и подсовывая ее ему к носу.
Второй незнакомец поспешил было на помощь товарищу, но Рауль схватил его в охапку и выбросил в окно, в то время как д’Артаньян спускал первого с лестницы. Рауль сорвал кусок загоревшейся обшивки и бросил его на пол.
Убедившись, что пожара нечего больше опасаться, д’Артаньян снова бросился к окну.
Сумятица на площади достигла предела.
Вопли "В огонь!", "На костер!", "Да здравствует Кольбер!" смешивались с криками "На виселицу!", "Да здравствует король!"