Читаем Виктор Авилов полностью

Да, на осознание ушло довольно много времени, но тем, наверное, было оно дороже. А пока, первые годы, просто развлекались и развлекали публику. Играли спектакль в клубе «Мещерский» родного, обжитого в каждом уголке поселка Востряково, где все всех знали чуть ли не с самого детства, в маленьком зале человек на 50, в котором иногда показывали кино. Народ валил валом — еще бы! Свои востряковские ребята играли перед ними на сцене — и не столько играли, сколько «балаганили»: несли отсебятину на злобу дня, веселили народ, трактовали комедию Н. В. Гоголя как сегодняшнее, очень смешное произведение — и для неискушенных зрителей все оказывалось своим, знакомым, начиная с «Коли Гоголя» и заканчивая коллизиями классической пьесы. Такой облегченный, чересчур веселый вариант устраивал всех — начинающих самодеятельных артистов, увлеченных «школой представления» в самом примитивном понимании, не очень-то приобщенных к театру зрителей.

Правда, посмотревший спектакль Борис Александрович Львов-Анохин, эстет, эрудит и истинный интеллигент, тоже оценил первую премьеру нового театра — в первую очередь невероятный энтузиазм молодых исполнителей и изобретательность молодого режиссера. Борис Александрович был весьма опытен и искушен в театральном деле — он хорошо знал, что чрезмерность пройдет. Важно — что останется…

Спектакль прошел раз десять — после этого труппу с треском изгнали из клуба «Мещерский». «Это не театр, а какой-то балаган», — сказала заведующая клубом, невзирая на переполненный зрительный зал. Такой театр был явно не нужен в середине глухих 1970-х годов. Но не нужен он был власти — зрителям оказался необходим! Родители Виктора Авилова вспоминают о том, как ходили в этот «балаган» — они с самого начала одобряли увлечение сына театром, а когда увидели его на сцене, им показалось, что он играет лучше всех, смешнее всех! И младшая сестра, Ольга, восторженно смотрела на любимого брата и скорее всего уже тогда, на первом же спектакле, поняла, что театр — это и ее судьба…

Расстаться после первого опыта оказалось уже невозможно — болезнью под названием «игра» оказались заражены многие. Они еще не понимали — зачем так необходим им театр? Но понимали, что без него их существование будет лишено каких-то очень важных, очень нужных красок.

«Первые три года я изо всех сил держал его потому, что Виктор лучше всех делал этюды. А ведь это — основа основ в актерском мастерстве, — рассказывал Валерий Белякович. — Мне не хотелось с ним расставаться так же, как со своим братом Сергеем и Сашей Макаровым. Они были как три богатыря, даже внешне было какое-то сходство у Сергея с Ильей Муромцем, у Макарова — с Добрыней Никитичем, а Авилов — это Алеша Попович… На них у меня все держалось, на них можно было любую драматургию ставить, они все ловили с лету, юмор у них был замечательный… Совершенно неразвитые ребята, но со стихийным талантом…»

К тому времени Валерий Белякович уже работал в библиотеке в Вострякове. Кто знает, может быть, он и пошел туда работать, чтобы у новорожденного театра было хоть какое-то помещение для репетиций? Во всяком случае, именно там, под тенью и сенью книг, шла их работа. И не только репетиционная — в небольшой комнате, для небольшого количества зрителей играли спектакли.

Вероятно, не вполне представляя себе, что делать с «зараженными» востряковскими ребятами дальше, Валерий Белякович набрал группу подростков, мечтающих стать артистами, при родном своем Театре юных москвичей во Дворце пионеров на Ленинских горах. Он пошел по пути педагогов, Е. В. Галкиной и В. Н. Петухова, у которых начинал четырнадцатилетним пионером, и занимался с ребятами всем тем, чему научился у опытных своих учителей. А они были сосредоточены на том, чтобы не просто ставить с детьми спектакли, а заниматься с питомцами по системе классического театрального образования — первый год студийцы осваивали сценическую речь, сценическое движение (их преподавал молодой артист Театра на Таганке Вячеслав Спесивцев), вокал, танцы. Только со второго года ребята начинали участвовать в спектаклях ТЮМа, которые шли довольно регулярно, а афиша, как в любом профессиональном театре, версталась за месяц.

Надо заметить, что при таком фундаментальном образовании из стен любительского детского театра вышло немало известных сегодня артистов: Наталья Гундарева, Ольга Науменко, Софья Гуськова, Елена Стародуб, Александр Карнаушкин, Владислав Долгоруков, режиссер Владимир Иванов, значительная часть сегодняшних известных артистов Театра на Юго-Западе…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное