Читаем Виктор Авилов полностью

Вообще, предметом дискуссионным является мнение о том, насколько влияет на артиста сыгранная им роль. Кто-то говорит о несомненном влиянии, кто-то это влияние опровергает, но Виктор Авилов принадлежал к разряду тех, кого роль невероятно обогащала по-человечески, личностно. Это, к слову сказать, тоже одна из характернейших черт того поколения, к которому Авилов принадлежал, — мы накапливали опыт, скорее, не из жизни, а из прочитанных книг, увиденных фильмов и спектаклей, умея проживать их как собственную реальность. Жизнь давала слишком мало, постоянно прячась за громкие слова, фальшивые лозунги, неприглядные поступки, а для того, чтобы различить за всем этим бряцанием и громом истинное, живое, — надо было все-таки обладать не только скудно развитым умом, который у нас был, а интеллектом, которого, увы, не было, и интуицией, которой тоже нужна была отсутствующая пища.

Авилов много думал и в глубоком проживании своих ролей обретал и интуицию, и интеллект. Он по-настоящему умел вжиться в те предлагаемые обстоятельства, которые раскрывались перед ним в пьесах, наделяя своих героев собственным темпераментом, собственным мнением о действительности и взаимоотношениях людей, собственной растерянностью перед теми или иными реалиями — и вольно или невольно эти черты закреплялись и переносились в реальность.

Кроме того, он стал очень много читать. Причем чтение его было избирательным — любил фантастику, любил книги, дающие возможность уходить в другие миры — мистические, раскрывающие непознанное в людях. Галина Галкина вспоминает: «Любил читать книги необычные, я все время удивлялась, всегда с книгой под мышкой, он в метро же ездил в последнее время, свою машину разбил — и ездил в метро. Шляпу надвинет на глаза, и обязательно под мышкой книга фантастическая, какие-то другие миры, он любил туда улетать, это была его естественная стихия. Одно время он зачитывался Д. Андреевым — „Роза мира“, ему это было понятно. Он читал и все это понимал… При отсутствии у него образования это было странно, наверное, но он сам ко всему пришел. Все, чего он достиг, — только благодаря своему внутреннему таланту. Счастье для него, что он попал в такие руки (я имею в виду режиссера театра, Валерия Беляковича), это помогло ему раскрыться».

Да, Виктор Авилов был типичным self-mades man, как принято определять подобный тип личности. Богато одаренный от природы, он не зарыл свой талант в землю, а всеми силами развивал его — чтением, для многих непонятным, глубоким проникновением в характеры своих персонажей, умением наблюдать за жизнью, делая свои выводы, вынося свои уроки. Постепенно, кирпичик за кирпичиком, он строил свою личность сам — умел отбирать необходимое для себя из книг, из живого общения с людьми, из процесса работы над ролью. Может быть, он до конца не отдавал себе в том отчета, но вот эта внезапно возникшая нелюбовь к комедийным персонажам и повышенный интерес к драматическим и даже трагедийным ролям несомненно связаны с углублением и ростом личности — ему хотелось принести, вложить в свою роль все то, что он узнал из книг, из общения с самыми разными людьми…

Но вернемся к Ланцелоту, который кажется одной из основных, «личностнообразующих» ролей в творчестве Виктора Авилова. В неопубликованном интервью артист говорил: «При первом дальнем взгляде кажется, что Гамлет — предел… А Ланцелот? Если говорить об этом философским языком, я считаю, что эта роль выше. По тем идеям, которые в ней заложены… Для меня прообраз Ланцелота — Георгий Победоносец. И я воспринимаю тексты Евгения Шварца с точки зрения Библии. Ведь в принципе там библейские посылы: возлюбите друг друга, не убий, не предай… Это отнюдь не детская сказка, это глубоко философская вещь… Это для любой страны и на любые времена! Мы играли спектакль при Брежневе, при Горбачеве, при Ельцине, и каждый раз в зале был живой отклик. Мне кажется, Шварц еще в полной мере не оценен. А он гениален!..»

Авилов очень сильно менялся в этот период, когда к нему пришли такие роли, как Мольер, шут Фолиаль, Ланцелот, а затем — Ихарев в «Игроках» Н. В. Гоголя, а затем Беранже в «Носорогах» Эжена Ионеско. Это ощущается и в его интервью, в которых неожиданно появляются крупные, значительные, нешаблонные мысли…

Вообще, когда читаешь интервью Виктора Авилова, создается впечатление, что он всегда чувствовал себя «не в своей тарелке» — отвечал неохотно, односложно, никогда не вдаваясь в подробности. Видимо, слишком глубоко внутри протекал процесс самопознания и познания мира, не было желания ничего демонстрировать, раскрывать. И не потому, что был интровертом — при его профессии это невозможно; потому что постоянно прислушивался к себе, веря в то, что только интуиция поведет по необходимому пути…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное