Читаем Виктор Авилов полностью

Я не видела Авилова в роли Генриха, но нетрудно представить себе, какого отвратительного злодея играл он со своей инфернальной внешностью и хриплым голосом. Наверное, авиловский Генрих вызывал омерзение не только у Эльзы, но и у зрительного зала — омерзение и… жалость, потому что порой возникает в душе сочувствие к тем, кто обокрал сам себя, оставаясь безмолвным исполнителем чужой воли, кто из трусости и слабости не может жить собственной жизнью, а постоянно оглядывается по сторонам. Омерзение — потому что низость человеческая не может вызывать других чувств, а Генрих вовсе не глуп, потому его низость обдуманная, расчетливая…

Не так давно, разговаривая с Валерием Беляковичем об этом спектакле, возобновленном на Юго-Западе, я позволила себе заметить, что Генрих — совершенно не авиловская роль. И услышала в ответ: «Не существовало в природе не его ролей. Они все принадлежали ему по праву». Конечно же так оно и было. Во всяком случае, сторонний взгляд фиксировал то, о чем говорил Белякович. А вот внутреннее ощущение — это совсем другое дело.

Как бы замечательно ни сыграл Виктор Авилов эту роль, в ней не было для артиста возможности личного высказывания, о чем он поведал в неопубликованном интервью: «Бог так поставил меня говорить, нести его мысли людям. Значит, Богу так было угодно, чтобы я этим занимался. В общем, я исполняю волю Всевышнего».

Это сказано о Ланцелоте, который стал для Авилова первой (и едва ли не единственной!) ролью подобного плана. Абсолютно положительный герой, рыцарь без страха и упрека, готовый не задумываясь положить свою жизнь на алтарь свободы и счастья неведомых ему жителей города, находящегося под властью страшного трехглавого Дракона. В Ланцелоте Виктора Авилова едва ли не в первую очередь привлекала спокойная уверенность в себе — он нес добро и свет и был убежден, что для этого человек и является в мир Божий: чтобы помогать, освобождать, дарить счастье и свободу. Но в тот момент, когда Ланцелот понимал, что освободить от Дракона невозможно, потому что в каждом из жителей осталась часть страха, угодливости, готовности к предательству, на его лицо набегала тень глубокого страдания, потухали глаза и хрипловатым тихим голосом он пытался объяснить, что убить в себе дракона — это «работа мелкая, хуже вышивания», но необходимая, необходимая, потому что без нее нет никакого будущего… И с этой работой придется повозиться. Недаром Садовник предупреждает Ланцелота: «Будьте терпеливы… Умоляю вас — будьте терпеливы. Прививайте. Разводите костры — тепло помогает росту. Сорную траву удаляйте осторожно, чтобы не повредить здоровые корни. Ведь если вдуматься, то люди, в сущности, тоже, может быть, пожалуй, со всеми оговорками, заслуживают тщательного ухода».

И когда Ланцелот надевал на голову Мальчика свою широкополую шляпу, это воспринималось как передача эстафеты Добра — действенного, отчетливого, а не расплывчатого. И была в этом жесте, как писала Наталья Кайдалова, «какая-то всеохватность нашей великой, грустной и, как думалось тогда, непобедимой культуры… Было впечатление, что героя окружает светлый, радужный ореол. Ведь это еще был только 1981 год, а в его устах монолог о любви и сострадании к людям звучал как евангельская проповедь…».

Виктор Авилов и сам относился к этой роли как к совершенно особенной. В одном из интервью он говорил: «Я воспринимаю приход Ланцелота как приход Мессии». Не больше и не меньше. Именно так воспринимал он рыцаря Ланцелота, а потому и манера его игры в «Драконе» была несколько иной — мягче, спокойнее, увереннее, чем обычно. Ведь Авилов отдавал себе отчет, что играет не просто «абсолютно положительного героя», а знаковую фигуру, в каком-то смысле ту самую «богоравную субстанцию», о которой он впоследствии скажет вполне определенно, рассуждая о своем Воланде из «Мастера и Маргариты».

Он пропустил роль Ланцелота через себя, через собственную человеческую природу и именно тогда, кажется, пришел к пониманию того высокого назначения театра, что сегодня утрачено, практически, начисто — нести со сцены свет, не позволять зрителям покидать театр в мрачных раздумьях, не отпускать их в непроглядную ночь, потому что, какими бы ни были они, многим еще предстоит убить в себе дракона, а потому надо быть терпеливым и помнить о том, что они «заслуживают тщательного ухода»…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное