Виктор Авилов

Так вот, в тот день, когда мы собирались поехать к святым местам, Виктору стало особенно плохо. Невероятно плохо. И сейчас я думаю, может, какая-то связь есть… Тогда я, конечно, об этом не задумывалась… Он играет Дьявола и не имеет права идти к святым местам. Иначе почему именно тогда ему стало хуже и он не смог поехать? А через день он играл спектакль. Так же — через преодоление. Так же — через боль. Но его сила человеческая заключалась в том, что он еще и нас успокаивал: „Да что вы, ребята… Я сделаю. Все будет в порядке. Я сделаю. Вы, главное, не волнуйтесь. Вы играйте. Для нас главное — рассказать эту историю. Сыграть спектакль. Я выдержу все…“».

Метастазы в позвоночнике и в тазовой кости не давали ему долго стоять, мешали ходить, он постоянно испытывал жестокую боль, но пытался преодолеть ее, верил в свои силы. И актеры верили ему — слишком хотелось поверить, что все будет в порядке, что никакой мистики не существует, что Виктор Авилов выдержит все и будет еще долго-долго играть вместе с ними. Ведь он играл роль Воланда один — у Ольги Кабо было несколько замен, еще несколько актрис, которые могли ездить по миру вместо нее, а Виктор отдавал этому проекту все силы: повсюду ездил, играл ежедневно со всей той мерой затратности, что была ему присуща… И часть своей энергетики отдавал артистам, которые, в силу меньшей опытности или просто иного внутреннего устройства, дрожали от страха перед каждым спектаклем. Ольга Кабо рассказывала, что такая неостановимая дрожь охватила их всех в Иерусалиме на первом спектакле — ведь они привезли «Мастера и Маргариту» в те самые места, где происходили главные события романа!.. Никак не могли отделаться от ощущения, что «тьма, пришедшая со Средиземного моря», опускается над спектаклем. И Виктор Авилов, с трудом выходивший на сцену, находил в себе силы поддержать каждого, чтобы спектакль произвел сильное, незабываемое впечатление. Ведь он хорошо знал, что главное — не просто «рассказать эту историю», известную всем и каждому, а сделать ее живой, волнующей, запоминающейся…

Во время гастрольной поездки в Израиле корреспондент одной из русских газет, Полина Лим-перт взяла интервью у Виктора Авилова. Был среди вопросов и такой: «В Израиле вы играете „Мастера и Маргариту“ — произведение, основанное на истории нашей земли. Вы чувствуете эту мистическую связь?

— Да, это очень символично, и поэтому волнует нас, актеров. Вообще, существует такое поверье, что за это произведение браться опасно. Я не суеверный, я просто знаю, что те силы, о которых идет речь в романе Булгакова, существуют. И думаю, что, сыграв пьесу в Израиле, мы выполнили ее тайное предназначение…

— Константин Райкин отказался от постановки этого проекта, Юрий Любимов имел с пьесой много неприятностей, да и вы сами только что рассказали, что пережили из-за участия в этом спектакле (Виктор рассказал о событиях в Берлине. — Н. С.). Не благоразумнее было бы вообще за это не браться?

— Вообще, много чего не делать благоразумнее. Благоразумнее расти, как гриб. Или как дерево. Но на то Бог и создал человека, чтобы он страдал, мучился — и возносился к звездам…

— Про женщин говорят — не родись красивой, а родись счастливой. Если переиначить эту пословицу на мужской лад, то вы — счастливый человек?

— Да. Однозначно».

Ощущение того, что «тайное предназначение» романа Михаила Булгакова дано осуществить ему и другим актерам, занятым в проекте, было у Виктора Авилова очень сильным. Спектакли в Израиле воспринимались Виктором как миссия, заставляя моментами забывать о сильной боли. Не берусь судить, насколько права Ольга Кабо, считавшая, что Виктору стало особенно плохо в выходной день потому, что человек, играющий Дьявола, не имеет права подойти к Гробу Господню и другим святым местам, но вполне возможно, что есть в ее словах та доля мистики, что окутывает это странное, определившее многие судьбы, в том числе и судьбу своего создателя, произведение Булгакова.

Этот разговор происходил за два месяца до того, как Виктора не стало. Он уже все знал — и свой страшный диагноз, и свое не слишком отдаленное будущее… И может быть, рассуждая о том, зачем создал Бог человека, он вкладывал в свои слова о страданиях и мучениях смысл более чем определенный. И тем не менее признавался в том, что он — счастливый человек. Говорил это без какой бы то ни было бравады, без желания порисоваться; больной, до предела истощенный физически и нравственно человек уверенно говорил о том, что он счастлив, уточняя: «У меня есть отдушина — театр, где я сыграл и Гамлета, и Калигулу, и Ланцелота… Так что у меня есть ниша для применения моих актерских талантов… Между театром и кино — огромная дистанция. Театр — это некая вершина, а кино — это там, внизу».