Читаем Виктор Авилов полностью

Лариса Авилова рассказывает: «Новосибирск. Центр „Вирус“. Марков Геннадий Александрович. Он — гений. Пушка — это образно. Установка похожа на станок. Я ее действие испробовала на себе. Знаю, что почками я больше страдать не буду… У меня выровнялся гемоглобин. Мы там познакомились с женщиной, которая приехала туда в огромном бандаже. У нее была грыжа плюс рак. Когда мы уже вывозили тело Вити, встретили ее — женщина сняла пояс. Опухоль пошла на убыль. Но ей еще не было сорока, у нее, слава богу, все органы, кроме пораженного раком, были здоровы. А Витя… Туберкулез, прободение язвы… Врачи очень хотели помочь. Ночные сеансы проводили. Я с Витей все проходила, потому что он один не соглашался ложиться на процедуры. Если я пристраивалась рядом и терпела, он тоже ложился и терпел. Были очень неприятные ощущения. Тот орган, который болеет… На него как бы начинается давление. Один станок очищает кровь. Второй поражает больные клетки. Третий заставляет здоровые клетки усиленно делиться. Чего только не делали! Но все бесполезно. У Вити практически не функционировал ни один орган. Но спасибо уже за то, что ушел он без страшных мучительных болей…»

Двадцать первого августа Валерий Белякович репетировал в Нижнем Новгороде «Ромео и Джульетту». Не только он сам, но и артисты нижегородского театра «Комедiя» знали уже о страшном диагнозе Авилова — газеты трубили о болезни артиста во все трубы, все тайное уже стало явным.

Репетировали эпизод гибели Меркуцио, роль которого исполнял очень хороший артист Сергей Бородинов. И вот он произносит финальные слова: «Я в этой жизни всегда был слишком переперченным… Чума возьми семейства ваши оба!..» — и медленно опускается на подмостки. Буквально в эту секунду раздается звонок мобильного телефона: «Валерий Романович, Витя Авилов только что умер в Новосибирске…» И, видя лицо режиссера, который не произнес ни звука, артисты со сцены бросаются к нему: «Что? Авилов?..»

Спустя несколько лет Валерий Белякович сказал мне: «Если в кино такое сделать, скажут, что это неправда, что в жизни такого не бывает…»

…Ясным августовским днем хоронили Виктора Авилова. Отпевание происходило в небольшой церкви Михаила Архангела, расположенной прямо напротив театра. Гроб на руках отнесли в театр, где небольшое помещение не могло вместить всех, кто хотел попрощаться с любимым артистом. На сцене стоял гроб, зрительские ряды были переполнены, словно на премьере. Звучали слова, искренние, теплые, было много слез, у большинства артистов лица были потерянные, какие-то нездешние — словно они и впрямь не знали, как будут теперь жить и играть, что им делать. И как странно устроена все-таки наша память! — неожиданно вспомнилось и, думаю, не мне одной: именно с такими лицами стояли они в финале спектакля «Мольер», растерянно бросая в публику тихими, какими-то угасшими, стертыми голосами: «Господа, господин де Мольер, исполняющий роль Аргана, упал… Спектакль не может быть окончен… Господа, прошу… разъезд… У нас несчастье… Господа, прошу вас… Войдите в положение, господа! Разъезд, господа… Спектакль окончен…»

О болезни Виктора знали все, но болезнь всегда оставляет какую-то маленькую «лазейку» для надежд. Теперь надежд уже не было. Ольга Кабо вспоминала впоследствии: «Я была на похоронах. Он лежал такой спокойный. Совсем не „воландовский“. Это вообще был очень спокойный, достойный человек с большими чувствами… Он объединял вокруг себя людей. Много говорили хороших слов на прощании… Пришли поклонники, друзья, коллеги… Он всегда был так достоин тех аплодисментов, которыми его благодарили после спектаклей!.. Он никогда не халтурил. Он всегда работал „на полную катушку“. И я, говоря какие-то слова, вдруг произнесла:

— Не знаю, положено это или нет, но в такой день… Он лежит на сцене… Это его последний выход на подмостки… В такой день не могут не прозвучать аплодисменты.

Меня поддержали.

И в конце прощания было много аплодисментов».

Это было естественно по отношению к тому, кто дарил минуты счастья и горя всем собравшимся в зрительном зале. И они зазвучали — такие долгие и горячие, что прервать их не было никакой возможности. И потом, когда гроб вынесли из театра и по узкой дорожке, усыпанной цветами, понесли к машине, аплодисменты не смолкали — как будто коллеги и зрители Виктора хотели, чтобы он унес с собой в ту иную реальность, в которую он уходил, эту благодарность за то, что он был, за то, что он сделал для нас своим искусством…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное