Читаем Виктор Гюго полностью

Виктор Гюго

Многообразие дум, чувств, переживаний поэта, заключенных в его поэзии, рождает и многообразие жанров и интонаций, взволнованно-лирических, громовых и негодующих, нежно шутливых или меланхолических. Формы и ритмы стихотворений 30-х годов прекрасно согласуются с вдохновением поэта. У Гюго мы встречаемся с необыкновенным разнообразием ритмов различного рисунка, самых простых или очень сложных; чтобы достичь максимальной экспрессивности и выразительности стиха, он искусно комбинирует восьмистрочные строфы с шестистрочными или четырехстрочными, и в самой строфе — длинные строки с краткими (как мы видели в его «Гимне»); он прибегает то к возвышенному ораторскому стилю («Не смейте осуждать ту женщину, что пала»), то к нежному лиризму:

И сердце, дар поэта, —Возьми его;В нем, кроме страсти этой,Нет ничего.

(1, 514. Перевод В. Давиденковой)

Знаменательно, что именно многообразие и многожанровость поэзии Гюго высоко оценил его современник Бальзак: «Что поистине поразительно в нашем великом поэте, это живое понимание всех жанров: он — первый наш лирик… но он владеет и фантастическими причудами муз средневековья, он знает секрет множества форм, процветающих у труверов и в романсеро, с его уст слетают припевы в духе Маро; он играет рифмами, как играли поэты XVI века; он, если б захотел, сочинил бы песенку не хуже Беранже», — говорил Бальзак в «Письмах о литературе, театре и искусстве» (15 июля 1840 г.), восхищаясь «поразительным чувством образа», «богатством палитры», «силой описаний», «яркости, тонкости, законченности, величием и простотой», достигнутыми Гюго в его поэзии[17].

Характерной особенностью поэзии Гюго явилось сочетание романтического лиризма с обостренным гражданским чувством.

Настойчивая мысль об общественной функции поэзии и высокой миссии поэта проходит начиная с «Осенних листьев» через все сборники Гюго 30-х годов. В стихотворении «Пан» (1831) автор отрицает, что искусство это «лишь звонких фраз поток» и «игра рифм». Искусство рисуется здесь, как

…звук глубокий, сокровенный,Простой, таинственный, богатый, вдохновенный,Подвижный, как ручей иль утренний туман.Им отзывается на взмах руки могучейВсе мироздание — огромный и певучий,Невиданный орган!

(1, 463. Перевод Э. Липецкой)

В соответствии с этим убеждением, Гюго объявляет в «Прелюдии к «Песням сумерек» (1835), что поэт обязан отразить все «чаяния земли», всё, о чем «кричит, поет, твердит» наша планета.

Наконец, в программном стихотворении «Призвание поэта» (1839), помещенном в начале сборника «Лучи и тени», он наиболее полно выражает мысль об универсальном и гражданском назначении поэзии, однажды уже высказанную в стихотворении «Друзья, скажу еще два слова…» (1831). Гюго резко спорит с теми, кто советует поэту скрыться от мирских бурь в безлюдной тишине природы. Он признается, что боготворит природу, но высокая миссия поэта не позволяет ему бежать в леса и чащи, так как у пего есть более важная задача и долг по отношению к человечеству. Поэт, считает он, это «человек утопий», провидец, одержимый любовью к людям, который должен нести им истину и показывать путь в прекрасное будущее:

О, лик природы светлоокий!Блажен, кто может слиться с ней!Но в век опасный и жестокийДолжны мы жить среди людей……………………………………………Позор тому, кто в дни лихие,Когда народная стихияБурлит, когда страна в огне,В сторонку отойти стремитсяИ безмятежно петь, как птицаПоет над розой при луне!В дни, омраченные раздором,Любовью к людям одержим,Поэт своим духовным взоромПровидит путь ко дням иным……………………………………………Народы, слушайте поэта!Во тьме безвременья лишь онСпособен видеть проблеск света,Небесной искрой озарен.

(564, 565, 568. Перевод И. Шафаренко)

В сборниках 30-х годов отразилось мощное вторжение поэта во внутренний мир человека, отразился и широкий разомкнутый кругозор, свойственный романтической поэзии. Здесь нашли свое первое воплощение мысли и чувствования, убеждения и поиски Гюго, выраженные им затем в прозе и в драме. Здесь же впервые зародились темы и образы, которые получат развитие в его лучших творениях второй половины века.