Виктор Гюго

Именно с появлением «Отверженных» связаны бесконечные споры об изменении художественного метода Гюго второго периода. Многие ученые настаивают на том, что «Отверженные» — реалистический роман. И надо признать, что элементы реализма в романе действительно присутствуют.

Реалистична прежде всего подчеркнуто-социальная задача книги, о которой автор предупреждает читателя в предисловии: «До тех пор, пока силой законов и нравов будет существовать социальное проклятие…до тех пор, пока будут существовать три основные проблемы нашего века — принижение мужчины вследствие принадлежности его к классу пролетариата, падение женщины вследствие голода, увядание ребенка вследствие мрака невежества…. пока будут царить на Земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, не бесполезными» (б, 5)говорит он. Эту же мысль Гюго развивает и в письме к издателю итальянского перевода «Отверженных»: «Всюду, где мужчина невежествен и охвачен отчаянием, всюду, где женщина продает себя за кусок хлеба, где ребенок страдает оттого, что лишен книги, которая учит его, и очага, который его обогревает, мои «Отверженные» стучатся в дверь со словами: «Откройте, мы пришли к вам!.. Итальянцы мы или французы, всех нас касается нужда людская» (8, 321, 324).

Из реальной действительности родилась и история главных героев романа. Образ Жана Вальжана возник у писателя в связи с процессом некоего Пьера Морена, который, так же как и герой Гюго, был отправлен на каторжные работы за кражу хлеба. Изучая этот процесс, знакомясь с существующим уголовным кодексом, посещая парижские тюрьмы, Гюго отмечает два момента в этом, остро интересующем его вопросе: во-первых, состав преступления — кражу хлеба, которая подтвердила твердое убеждение писателя в том, что причина преступности коренится не в испорченности, а в нищете народа; во-вторых, судьба человека, вернувшегося с каторги и гонимого отовсюду, а следовательно, не имеющего возможности вернуться к честной трудовой жизни. Все это Гюго и внес в биографию своего главного героя, придав этим проблемам художественно-убедительную форму.

Что же касается прообраза Фантины, то в записях Гюго, в которых он имел обыкновение регистрировать «увиденное», имеется небольшой рассказ о том, как зимой 1841 г., возвращаясь со званого обеда, он оказался случайным свидетелем столкновения между уличной женщиной и молодым хлыщом, который шутки ради бросил ей за пазуху горсть снега. Гюго пошел вслед за несчастной в полицейский участок и был свидетелем грубого и несправедливого обращения с ней полицейского чиновника. Так родилась история Фантины, как об этом свидетельствует и подзаголовок записанного отрывка[66]. Сцена романа, где полицейский чиновник Жавер без рассуждения бросает бедную женщину в тюрьму за то, что она осмелилась поднять руку на оскорбившего ее буржуа — «избирателя и домовладельца», совершенно реалистично раскрывает классовый характер французского правосудия.

О реализме романа может свидетельствовать и обстоятельная зарисовка той среды и обстановки, в которой живет дитя улицы — парижский гамен Гаврош, или трактира Тенардье, где протекает детство маленькой рабыни — Козетты.

Гюго постоянно заботился о документированности исторических частей романа. Создавая главы, посвященные битве при Ватерлоо или баррикадам Парижа, он пользовался географическими картами. Французские исследователи отмечают, что характеры исторических лиц, обстановка их действия и исторические даты, фигурирующие в «Отверженных», всегда точны. Что касается духовной жизни героев, то многое внесено в роман из жизни самого писателя или его близких (юность Мариуса — это его собственная юность; монастырское воспитание Козетты, после того как она была вырвана из семьи Тенардье, напоминает воспитание его подруги — Жюльетты Друэ; образ старика Жильнормана, деда Мариуса, с его взглядами и привычками буржуа, близок деду писателя по материнской линии, и т. д.).

Все эти факты говорят о том, что в период завершения «Отверженных», в 60-х годах XIX в., Гюго многое воспринял из практики французского реалистического романа, который прошел к этому времени через период полного расцвета в творениях Бальзака и Стендаля и успешно продолжал свое развитие в творчестве Флобера и Золя.

Однако не следует упрощать проблему художественного метода Гюго[67].