Виктор Глухов

К вечеру мы добрались до трактира и шумною гурьбой ввалились внутрь. В зале было людно, стоял гул голосов, а в воздухе парили ароматы вкусно приготовленной еды. Среди столиков носилась Рона, обслуживая клиентов. У двери сидели два крепких охранника, которые равнодушно скользнули по нас взглядами и отвернулись. Мы заняли места за одним из крайних столов и тут же около нас появилась Рона.

— Что будете заказывать, господа? — профессиональным голосом официантки спросила девушка, держа в руках дощечку с меню. На нас она даже не смотрела.

— Огласите, пожалуйста, весь список, — со смехом сказал я.

Девушка замерла, услышав мой голос, потом посмотрела широко открытыми глазами и, завизжав на весь зал, бросилась мне на шею.

— Дар! Ты приехал! — Она не стеснялась своих чувств, из ее почти черных глаз брызнули слезы. — Ты не представляешь, как я рада, — всхлипывала моя «охранница». — Мне столько тебе надо рассказать! Мне было так плохо!

— Хорошо, хорошо, Рона. — Я гладил ее по голове. — Мы все обговорим. Только не выходи из образа служанки, — добавил в самое ушко.

— Ой, — смутилась она, — прости, — и отпустила мою шею.

Весь зал и мои гости смотрели на нас с неприкрытым любопытством. Только Полли, вся красная, отвернулась. Понимая, что таким проявлением радости Рона поставила меня в очень двусмысленное положение, я сделал выражение лица «кирпичом» — типа я не я и хата не моя.

— Знакомьтесь, ребята, это Вирона, служанка Овора, моего дядьки, который владеет этим трактиром. Когда-то я помог ей отбиться от бандитов, — сказал спокойно и сел. — Рона, принеси нам, пожалуйста, поесть и сообщи Овору, что я прибыл.

— Сейчас все сделаю, ваша милость, — девушка быстро сориентировалась и снова вошла в роль прислуги. Было заметно, что Овор несколько преуспел в обучении этого горе-агента.

Почему я считал ее горе-агентом? Да потому что, будучи аналитиком, она не просчитала ситуацию с переброской в этот мир. По ее словам, это должна была быть легкая прогулка с необременительными обязанностями. Потом, разве она не понимала, что это не ее профиль? Выбранное ею занятие требовало совсем других навыков, которых у нее абсолютно не было. Мне же как «варвару», в ее понимании, трудно было проникнуть в умозаключения представителя более продвинутой цивилизации.

— Борт, переночуешь, а утром оправишься обратно, — обратился я к своему извозчику.

— А мы что будем делать? — нарушила молчание Полли. — Спасать молоденьких служанок? — В голосе студентки было столько ревности и злости, что все сидящие за столом невольно на нее посмотрели. — Я тоже уеду утром, — сказала она как отрезала.

— Как хочешь, — ответил я и отвернулся, потеряв к ней всякий интерес. В ней бурлила ревность, обида и, что меня удивило, ненависть. Я терпеть не мог женские истерики, поэтому на вспышку Полли махнул рукой. Хочет беситься, пусть бесится.

После ужина мы с Верилом и Штофом ушли в поместье, а Борт и Полли остались в трактире.

Дядька был несказанно рад моему приезду и чуть не задушил меня в объятиях. Оставшись одни, мы приступили к разговору.

— Твое письмо с предупреждением я получил, — начал Овор. — За префектом следим, а он следит за нами. Барон собрал новую банду, и та крутится тут, недалече. Я принял решение пока ее не трогать. Пусть префект первым сделает свой ход. — Он помолчал, потом, потерев руки, со вздохом сказал: — Плохо, сынок, очень плохо, что ты на тропе войны с лесными эльфарами. Эти уроды всегда добиваются своего. Сегодня, через год или через десять лет, как ты понимаешь, им не важно.

Я понимал беспокойство дядьки. Лесные эльфары владели инициативой и мощью всего государства. Они не гнушались никаким способом нанесения коварных и хорошо продуманных ударов. Главное для них, чтобы было больнее и мучительнее для выбранного объекта мести. Откуда в этом внешне красивом народе появилась такая патологическая жестокость, мне трудно было представить. Но я готовился к предстоящей схватке и не собирался отдавать им единственное свое преимущество: я буду бить первым. Поэтому улыбнулся и ответил:

— Овор, не хорони меня прежде времени. Десять лет — срок немалый. Тут или осел сдохнет, или падишах.

— Что за осел и что за падишах? — Дядька был крайне удивлен.

— Это я к тому, что за десять лет многое может измениться. Не будем торопить события. Мы же тоже не пальцем деланные. — На моем лице задержалась улыбка, и все мое существо источало уверенность, которая заражала дядьку. — Лучше расскажи, как Вирона поживает?