Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

И вот однажды наше судно вновь оказалось в Игарке. Был декабрь, стояли жестокие морозы, и мы были для игарчан одним из двух последних лесовозов в ту навигацию, которую и продлили на месяц дольше обычного лишь для того, чтобы выполнить пресловутый план по вывозу сибирского леса на экспорт. Местное телевидение снимало специальный сюжет об этом событии, и от телевизионщиков случайно стало известно, что мой любимый к тому времени писатель Конецкий бывал в Игарке, что многие его хорошо знают лично и что Виктор Викторович переживает очередной нелегкий этап в жизни. Я решился послать Конецкому письмо с описанием изложенных выше событий, приписав в конце, что, возможно, данная история его заинтересует, а письмо поможет хоть в чем-то приободрить. На ответ я совершенно не рассчитывал, зная, насколько загружены такие люди, поэтому был очень удивлен, получив от него открытку с просьбой о встрече. К сожалению, по разным причинам встретиться с ним так и не получилось, о чем до сих пор глубоко жалею. Но до конца своей жизни буду помнить, как, сам не ведая того, этот талантливый человек помог мне в тяжелейший период моей жизни.

Воистину, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется»…

Иван Федорович Евдокимов, с 1972 по 1988 год плавал на судах Северного морского пароходства, прошел путь от 3-го помощника капитана до капитана дальнего плавания, с 1988 по 1993 год был директором Архангельского агентства «Инфлот».

Не помню, когда впервые услышал имя Виктора Конецкого. Не помню, когда впервые начал его читать. Сейчас кажется, это было всегда. «Полосатый рейс», «Тридцать три», «Путь к причалу». К моему поколению он потихоньку входил из кино… Первую книгу Конецкого мне кто-то подарил. Прочитал на одном дыхании и тут же по дурной привычке делиться радостью дал приятелю. Никогда она ко мне больше не вернулась. Украсть книгу Виктора Конецкого на флоте не считалось зазорным.

Виктора Конецкого разные люди на флоте читали по-разному. Занимательность сюжета, юмор воспринимались всеми, драматургия, философичность, психологизм, пейзажность — теми, кому было дано.

И вот что интересно, о флоте написаны тысячи книг, многие моряки брались за перо, сколько талантливых литераторов были искренне увлечены морской тематикой. Но чаще всего моряки оказывались посредственными писателями, а хорошие писатели не знали морского ремесла, и флотские люди смеялись над явными нелепостями, которые находили в стилистически безупречных текстах. Виктор Конецкий — редкое и счастливое исключение…

Сент-Экзюпери всю жизнь доказывал, что он хороший пилот, Виктор Конецкий всю жизнь доказывал, что он хороший моряк. Наверное, это нормально, профессия инстинктивно оберегает себя от случайных людей, но, признав мастерство, воздает должное.

Флот и литература — миры соприкасающиеся, но не сливающиеся воедино. Моряку и писателю требуются разные, порою несовместимые качества. Сочинительство предполагает самоуглубление и даже задумчивость. Представьте себе задумчивого штурмана. Хорошо, если вахта спокойная, а если обстановка сложная? Конецкий умел переключаться и гордился тем, что по его вине не случилось ни одной аварии. Есть моряки, а есть люди палубы. Это не одно и то же…

Виктор Конецкий — советский писатель. Но не потому, что ему нравился коммунистический режим, а потому, что родился и почти всю жизнь прожил в СССР, который тогда и был Россией. Советский Союз — удивительное явление мировой истории. Никогда еще на земле не создавалось государственного образования, целиком сотканного из противоречий. Хорошее и плохое было перемешано самым причудливым образом. Виктор Викторович Конецкий, как и большинство его сверстников, был в юности советским патриотом. Ведь другой Родины ни у кого из нас не было. Люди искренне желали служить стране и от власти ждали лишь одного — пусть будет меньше лжи и дурости. И пришлось пройти путь мучительного осознания и с горечью признать — никогда власть не станет такой, какой хочется ее видеть. Она, эта власть, была создана как инструмент созидания посредством подавления. Нормальные люди хотели верить в прекрасную коммунистическую идею справедливости, свободного равенства, а государство раз за разом отталкивало их, унижало. Людей ставили в такие условия, что они начинали огрызаться. Это-то и было нужно! Но Виктор Конецкий не позволил сделать из себя профессионального оппозиционера…

Писатель уязвим. Все, что есть у него в душе, в характере, рано или поздно вылезет в тексте. Виктору Викторовичу Конецкому досталась ранимая душа и очень непростой характер. Мог быть открытым и скованным, добрым и желчным, великодушным и несправедливым. Но не было в его душе дряни, и всякий читатель это видел и ценил.

Алексей Мягков, гидрограф, автор книги «Семь футов над килем»

Январь 2005