Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Как-то летом в отпуск она поехала на станцию Мга. Поезд пришел туда вечером. Всю ночь Анна просидела в деревянном бараке, который заменял разрушенный вокзал. Несколько раз выходила на перрон. Слушала гудки паровозов, свистки составителей. Из низких темных туч сеял дождь. В темноте ходили по путям люди, размахивали желтыми огоньками фонарей, но Анне казалось, что она одна во всем мире, потому что всем вокруг наплевать на нее, на ее горе. Все забыли войну, живут новыми радостями, новым горем. А она все не может забыть прошлое, последний приезд Дмитрия с фронта в Ленинград, то, как он положил в кроватку к сыну пистолет в кобуре, сказал: «Пусть привыкает, мужчина».

Был Дмитрий очень усталым тогда, в последнюю ночь, которую они провели вместе, и почти сразу заснул. А она до самого утра не спала и все боялась пошевелиться, потому что его рука лежала у нее на груди и Анна не хотела, чтобы он убрал руку.

— Только бы не было тревоги, только бы не было тревоги, — заклинала она кого-то. Тревоги не было.

Утром Дмитрий уехал. На лестнице он поцеловал ей руку. А когда спускался вниз и потом шел через двор, не обернулся. Это был их уговор — ему не оглядываться, ей не смотреть вслед. Она-то, конечно, нарушила этот уговор…

В Другино — поселок, о котором говорилось в извещении, — Анна добиралась на попутной машине. Дождь давно кончился. Солнце светило ярко. Шофер в кабине пел и смеялся. Анна стояла в кузове, упершись руками в крышу кабины. Ветер растрепал ей волосы. Анна думала о том, что никто ничего не сможет сказать ей в этом поселке. Ведь она даже не знает, о чем толком спрашивать.

Анна зашла в первый попавшийся дом. Попросила у хозяйки напиться, спросила про бой, который второго апреля сорок второго года был здесь.

— Они, милая, тут раз пять, кабы не больше, приходили. То немцы, то наши. Народу в болотах побитого много осталось лежать неубранного, — соболезнуя, вздохнула женщина. — Разве упомнишь, какой такой бой здесь тогда был. — Она долго поправляла платок, шевелила губами — видно, припоминала. Потом словно обрадовалась, оживилась: — Бой был, это точно. Это я помню. Пасха в сорок втором пятого апреля была, а под Пасху как раз и бой был. В леске, что за яром.

Она показала туда дорогу. Анна пошла в лес. Тихо было там. Только шептались под слабым ветерком верхушки осин и берез да чавкала подо мхом кочек вода.

«Вот здесь, вот здесь где-то все это было. Контратаковали их здесь, — думала Анна. — Дмитрий мой, Дима…»

Разбитая ржавая каска лежала в траве. Анна тронула ее носком туфли. Красные ягодки брусники, стебельки которой проросли в трещину каски, закачались. Страшно стало Анне одной здесь в лесу и совестно было своего страха перед Дмитрием.

Через год Анна вышла замуж. Вон и Пушкин, умирая, говорил жене: «Два года носи траур, потом выходи замуж». А Дмитрий любил Пушкина. Все шутил с Анной его словами: «Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя…»

Человек, за которого вышла Анна, давно ухаживал за ней. Они были сослуживцами. Еще до войны на дни рождения Аркадий Семенович присылал Анне цветы. Когда-то он был женат, но уже много лет как разошелся с женой. Аркадий Семенович всегда был любезен, заботлив. Часто заходил за ней домой. Расспрашивал о Дмитрии. Подолгу смотрел его фотографии. И Анне было приятно все это: его чуткость, деликатность, внимание к памяти Дмитрия. Именно возможность говорить с ним о прошлом, о Дмитрии особенно привлекала Анну. О замужестве она сперва не думала, хотя и знала, что Аркадий Семенович любит ее. Аркадий Семенович покупал Андрейке книги, игрушки, рассказывал ему про войну — он бывал на фронте и был награжден орденом Красной Звезды. Анне казалось, что Аркадий Семенович возится с ее сыном не только из-за любви к ней, но и потому, что Андрейка искренне ему нравится. Это и решило дело. Конечно, на решение Анны влияло и настойчивое давление матери (Аркадий Семенович матери очень нравился), и ночное одиночество, полное женской тоски и часто слез.

У Аркадия Семеновича была отдельная квартира из трех комнат. Он настоял на том, чтобы держать домработницу. Впервые за много лет Анна вздохнула свободнее. Супруги часто бывали в театре, в филармонии. Анна помолодела, похорошела. Мысли о Дмитрии приходили реже. Потому что говорить о нем с Аркадием Семеновичем в их новом положении было неудобно. Ведь теперь рука Аркадия Семеновича ночью лежала на ее груди.

Только сын беспокоил Анну. Он как-то слишком быстро взрослел и удивлял своим серьезным, солидным поведением. Особенно когда бывал вместе с Аркадием Семеновичем. На замечания отчима Андрейка отвечал подумав, неторопливо, взвешивая слова, и этим иногда раздражал Аркадия Семеновича, но тот всегда сдерживался.

— Андрей, привыкай класть вещи на свои места, — говорил Аркадий Семенович. — Этот журнал дорогой и редкий. Совершенно незачем неделями держать его на столе. Для таких вещей и существует книжный шкаф.

— Я могу вообще не трогать эти журналы, если вы не хотите этого. — Андрей говорил Аркадию Семеновичу «вы».