Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Вышел я на сцену и говорил двадцать минут, говорил не про Любимова и не против него.

Говорил много. Без микрофона. Говорил крупно.

Надо сердиться, родной Вика. Зачеркните слово «родной». Надо сердиться, сынок мой Вика. Мы плывем своей дорогой, через прибрежную полынью вдоль берега и все же вперед.

Знакомые имена обратятся в имена морей и мысов.

Надо быть сильным, как силен капитан, которому некому передать управление. Писать всегда трудно. Очень трудно. Хотел написать несколько страниц о встречах Горького с Толстым. Написал уже три листа. Или меньше. Или больше. Вдохновение иногда подводило, как пересохший фломастер. Иногда оно мышкой взбегало по ножке стола и бегало по страницам.

Все хорошо, сынок. Плохо то, что мне не 60, и не 70, и не 80. А пошло мне на девятый десяток. Сапоги все не по ногам. Телефонная книжка редеет. Мне скучно, сынок. А голова не хочет сдаваться, и голос отскакивает от потолка.

Надо учиться жить без счастья, но с радостью. Надо верить себе. Надо быть терпеливым с близкими и далекими. Мы писатели. Мы опираемся на многие дальние плечи. Должно выйти. И выйдет, друг. Выведут гены и старуха муза. Хотя я разучился загибать дамам салазки и держать их хотя бы в относительном повиновении. Работа всегда тяжела, и чем выше катишь камень, тем он тяжелее.

Мы и согласны, и не согласны с временем. Мы утомлены смертями, блокадами, туманами и страстью (это я). Вдохновение сбило шею хомутом. Надо вести наш корабль из моря в море, из климата в климат. Учиться тому, что недостижимо.

Не отдавай своего сердца никому.

Оно тяжело в чужой сумочке даже хорошего человека.

И разве мы хорошие?

У нас холодно. На даче топим камин. Из знакомых забегают только собаки.

Пиши утром. Пиши вечером. Пиши и радуйся. Земля, она вертится. Она все еще круглая. Звезд я не видел давно. Вероятно, слишком много сплю. Удача в руке. Удача в настойчивости. Держись, штурман самого дальнего плавания. Карандаш все записал.

Виктор Шкловский

5 июля 1974 года

Сима Вас целует.

Дорогие и родные мои!

Через несколько часов я отдаю веревки и плыву по серым волнам в серую Европу сквозь ту форточку, которая осталась от окна Петра.

Каждый день рассчитывал сорваться к вам, чтобы просто обнять вас, поцеловать, выпить чаю и накачать вас оптимистическими словесами, но визу тянули и тянули до самого последнего момента, и бросить это дело нельзя было.

Плыву в моря с больной спиной, но надеюсь, что по старой дружбе море поможет мне стать на ноги. Оно всегда и во всем — особенно в литературе — помогало. Оно знает, что я его люблю.

Я закончил книгу вчерне («Морские сны». — Т. А.). Она набита рассуждениями, ворованными и самодеятельными, а образов в ней, даже коротеньких образов, которые сидят в каждой фразе ВБШ, не говоря о широких и свободных мазках, нет и в помине. Умные мысли вещь хорошая, но они забываются и гибнут, если они не имеют на себе красивых комбине или даже кальсон. Так вот эти штуки отсутствуют.

И все же я сейчас в хорошем настроении. Теперь, наконец, есть то, что можно резать, и дописывать, и кромсать.

Я на постоянной работе опять — с постоянным окладом, на должности дублера старшего помощника капитана. Сейчас на линии Ленинград — Амстердам — Гамбург — Лондон — Ленинград. Это 12–14 суток рейс. Таких будет три. Потом на США и Канаду.

Напишите координаты каких-нибудь славистов в Лондоне из тех, кто вам лизал пятки при путешествии за мантией и ермолкой. Авось я позвоню им по телефону, и они сведут меня на стриптиз или к королеве.

Между рейсами стоянки короткие, но я сильно надеюсь слетать к вам на стоянке. У меня такое чувство, что я чем-то должен и мог вам помочь, но это не исполнил. И потому какое-то ощущение вины. Пожалуйста, не сердитесь и не обижайтесь на меня. Мне последние годы достается как-то так и без всяких перерывов. Надеюсь, что полоса невезения закончится в тот момент, когда я отдам швартовы…

Адрес для телеграмм: Ленинград-35, «Пионер Выборга», Конецкому. Телеграммы рекомендуется посылать короткие, без сложных слов.

Обнимаю вас со всей возможной нежностью, крепитесь со здоровьем. Мне очень нынче верится, что у нас впереди есть что-то хорошее и мы радостно посидим за одним столом в честь этого хорошего.

Ваш Вика Конецкий

25.08.74

Милостливые Государыня и Государь, Почетные Граждане какого-то макаронного городка!

Ценя солидные достоинства Ваши, привлекательность ума и чарующую прелесть Ваших сердечных качеств, я многие десятилетия выискивал случая близкого знакомства с Вами.

Зная меня отдаленно, Вы, при равнодушных отношениях Ваших ко мне, как случайному собеседнику, не могли заметить моего странного к Вам отношения. Однако, как старый во времени знакомый Ваш, смею высказать Вам волнующие меня мысли и смею думать, что вы не обидитесь на мою откровенность.