Виктор Курнатовский

Владимир Ильич ответил, что каждый в этом споре остался при своем мнении. Но по другим вопросам он договорился и с Плехановым и с остальными членами группы «Освобождение труда». Обсудил вопрос об издании «Работника», серии популярных сборников для рабочих-пропагандистов.

Сильвин и Курнатовский начали расспрашивать о западных социалистических партиях.

Владимир Ильич говорил о том, что его тревожит поведение многих вожаков социалистического движения в Европе. При жизни Энгельса они чувствовали себя связанными. Энгельс всегда предостерегал социалистов от оппортунизма, от забвения истинных целей революционного движения. Но после смерти Энгельса часть лидеров распоясалась. Энгельс еще лежал на смертном одре, когда Владимиру Ильичу попался в руки номер журнала «Нейе цейт». С удивлением и возмущением прочитал он в этом журнале предисловие к работе Маркса «Классовая борьба во Франции». Кто же написал это предисловие, неужели Энгельс? В статье не было ни одного слова о революции, о восстании. Владимир Ильич понял, что здесь что-то нечисто. Вскоре он узнал, что редакция «Нейе цейт», помещая предисловие, выбросила все, что ей казалось «опасным». Бисмарк не додумался бы до этого…

Как только Энгельса проводили в последний путь, Бернштейн предложил социал-демократам блок с реакционными партиями.

— Ничего себе, социалистический вождь! — с возмущением прошептал Курнатовский.

Все это, по словам Владимира Ильича, было лишь цветочками. Новая работа Бернштейна «Предпосылки социализма» — чистейшая проповедь оппортунизма.

— К сожалению, подобная «литература» имеет хождение и в России, — сказал Сильвин.

Левин подтвердил, что и у нас появились ренегаты. Это так называемые «молодые», или «экономисты», которые проповедуют: долой Маркса, долой политическую борьбу, да. здравствует копейка! Владимир Ильич уже столкнулся с ними один раз. В феврале 1897 года, рассказал он, перед ссылкой осужденных выпустили дня на три из тюрьмы. Тогда Ленин повидался с новыми руководителями «Союза борьбы». Проспорили целый вечер о судьбах рабочего класса. «Молодые» прямо заявляли: экономические стачки, кассы взаимопомощи — вот и все! Никакой политической борьбы. И Бернштейн даст этому новому течению свое идеологическое теоретическое оружие.

— Что же следует предпринять? Не отмалчиваться же нам, Владимир Ильич? — сказал Курнатовский.

— Молчать и не будем, — ответил Ленин. — Как только получу более обстоятельные сведения из Центральной России, нужно будет сообща обсудить этот вопрос…

Беседовали до петухов. Под самое утро утомленные охотники и хозяин заснули крепким сном. Разбудили их проголодавшиеся за ночь собаки, которые затеяли в сенях отчаянную возню.

Владимир Ильич уехал из Ермаковского под вечер, предварительно побывав у всех ссыльных. Договорились, что скоро встретятся в Шушенском. Ленин ждал, что в мае он получит авторские экземпляры своего труда «Развитие капитализма в России», и обещал подарить каждому свою работу.

Весной время идет быстро. Через месяц после посещения Владимиром Ильичем Ермаковского вскрылась Оя, налились почки на деревьях, затоковали тетерева. Курнатовский и часто приезжавший из Тесинского Панин по целым дням пропадали в тайге на охоте. Иногда к ним присоединялся Лепешинский.

Все было бы сносно, если бы не болезнь Ванеева. Большие, точно голубые озера, глаза его светились лихорадочным блеском. Он как-то особенно жадно вглядывался во все окружающее. Иногда, выйдя за ворота, Ванеев подолгу сидел на скамейке, стараясь напоить весенним воздухом свои легкие, изъеденные туберкулезом. Ничто не могло спасти его. Длительное пребывание в сырой камере предварительного заключения и тяжкий путь в Сибирь подорвали его слабое здоровье. Курнатовский старался как можно больше бывать с ним, развлекать его. Они беседовали о новых книгах, о рабочем движении, о сибирской деревне, об охоте. Иногда к Ванееву заходили Панин и Лепешинские. Панин особенно веселил больного. Этот балагур так упоительно врал о своих необыкновенных успехах в рыбной ловле, о покорении сердец сибирских красавиц, о лихих подвигах, которые он совершал, объезжая диких коней, что все, даже больной Ванеев, смеялись до упаду.

В мае ермаковцы получили письмо от Владимира Ильича. Ленин вызывал всех, кто может приехать, в Шушенское. Письмо содержало намек на какую-то неприятность. Из опасения, что письмо могут прочесть на почте, Ильич не сообщал подробностей, но призывал товарищей к осторожности. Припрятали лишние бумаги и письма, уничтожили все, что могло компрометировать кого-либо из ссыльных.

В Шушенское выехали Курнатовский с Лепешинским. На квартире Ульяновых застали Лентника и Барамзина, которые приехали из Тесинского. Все были встревожены. Один лишь Владимир Ильич хранил обычное спокойствие.

— Что случилось? — спросил, позабыв поздороваться, Курнатовский.