Часть романовцев, подавших апелляцию на решение Якутского окружного суда в Иркутскую судебную палату, до разбора дела перевели в Иркутск. Туда же отправили Костюшко-Валюжанича и его жену Таню Жмуркину: его — для долечивания открывшейся раны, Таню — в связи с беременностью. Оправившись, Валюжанич выпилил деревянную решетку в окне и бежал в Читу, где вскоре активно включился в работу большевистского комитета РСДРП. Таня родила в тюрьме сына Игорька, и ее выпустили под залог, с обязательством предстать перед судом во время пересмотра дела романовцев. Курнатовский и ряд других товарищей, отказавшихся от апелляции, оставались в Александровской тюрьме до мая 1905 года. Отсюда их отправили в Акатуй, продержав предварительно два месяца в Иркутской тюрьме. Акатуйская каторжная тюрьма, при которой был рудник, находилась в 625 километрах от Читы. Тюрьма не без основания слыла гиблым местом: отвратительная пища, побои, сырые камеры. И политические и уголовники работали в кандалах от утренней до вечерней зари. За малейшую провинность в Акатуе наказывали плетьми и розгами. Однако бурные события 1905 года заставили образумиться и акатуйских тюремщиков. Начальник тюрьмы Фищев встретил романовцев заявлением, что в кандалы их заковывать не будут, и распорядился посылать политических только на легкие работы. Политкаторжанам разрешили общаться друг с другом, получать от родных посылки, организовывать питание на общественных началах, пользоваться тюремной библиотекой. А лишь недавно книги получали только те заключенные, которые добивались благоволения со стороны начальства.
В Акатуе Курнатовского и его друзей ждала посылка. Как же они обрадовались, найдя в ней восемнадцатый номер газеты «Пролетарий»! Екатеринбургские большевики сложными маршрутами получали газету из Женевы, а затем распространяли ее по всей Сибири. Отдельные номера попадали и в Забайкалье. Вечером Курнатовский собрал всех товарищей и читал газету вслух. Особенно внимательно изучали статью Ленина «От обороны к нападению». Еще и еще раз перечитывали отдельные отрывки из этой статьи. Курнатовского порадовало, что Владимир Ильич пишет о его родной Риге, о том, что семьдесят рижских рабочих напали на Центральную тюрьму и освободили двух политзаключенных, находившихся под угрозой военного суда и смертной казни. Ленин называл героев рижского отряда застрельщиками революционной армии.
Организация восстания, организация уличной борьбы — вот о чем нужно было думать сейчас. И Курнатовский снова засел за чертеж, начатый им еще в пересыльной тюрьме, за свое изобретение — безотказные ударники для ручных гранат.
Стояла середина октября 1905 года. Всеобщая забастовка охватила Россию. Тюремщики становились с каждым днем покладистее. Ни на какие работы политических уже не посылали.
В один из дождливых дней в камеру заглянул надзиратель.
— Господа, — сказал он, — начальник тюрьмы Распорядился на час увеличить время прогулок. Нет ли у вас претензий к пище, обращению?
— Главная претензия, — ответил за всех Курнатовский, — нам надоело ваше гостеприимство.
Все засмеялись. Улыбнулся и надзиратель.
— Это не от нас зависит, господа. Но ходят слухи — скоро амнистия. Всюду бастуют. Что-то будет…
— Плохо не будет, — резонно заметил Кудрин.
— А как вы думаете, господин Кудрин, — полюбопытствовал надзиратель, — куда после революции определят тюремных служителей и бывших полицейских
— Всем им, — ответил Кудрин под новый взрыв смеха, — революция воздаст по заслугам и не оставит своими заботами;
Надзиратель тотчас исчез за дверью.
На другой день заключенные узнали, что царь подписал 17 октября Манифест, суливший кое-какие свободы. Об этом уже открыто говорили тюремные служащие, Через три дня в камере появился сам начальник тюрьмы Фищев.
— Поздравляю вас, господа. Государь император изволил издать Манифест о свободе слова, печати, собраний, о всеобщей амнистии. Есть предписание окружного прокурора о вашем освобождении. После прогулки пожалуйте в канцелярию за документами и собирайте вещи.
Это была свобода…
ЧИТИНСКАЯ РЕСПУБЛИКА
Направляясь из Акатуя в Центральную Россию, романовцы должны были проехать через Читу. Курнатовский и Кудрин уже на ближайшей станции Забайкальской железной дороги Борзя узнали, что власть в Чите перешла в руки революционных организаций. Здесь же, на станции, к ним подошел молодой телеграфист и, внимательно оглядев, спросил, не из Акатуя ли они едут.
— Из Акатуя, — подтвердил Кудрин.
— Политические?
— Да.