Немецкие садисты с особым привкусом изощрялись в издевательствах над другими националистами[87]. Они поголовно истребили еврейское и немалую долю польского населения. Русские были на особом учете: им запрещалось работать на руководящей работе, запрещалось говорить по-русски. С украинцами немцы вели политику заигрывания, но исходя из своих человеконенавистнических фашистских планов, они уничтожали украинцев так же, как и другие национальности. Недаром же в народе была поговорка: “Немцам гут, евреям капут, русским тоже, украинцам позже”».
Вот такая была страшная обстановка!
Так, буквально сразу по приходе в город гитлеровцев полевой жандармерией было расстреляно 28 рабочих — по ничем не подтвержденному подозрению, что они якобы хотят взорвать местную электростанцию. За короткое время в лагере для военнопленных, находившемся в окрестностях Николаева, было расстреляно свыше двухсот человек — как бы в назидание всем прочим. Только в ходе одной карательной экспедиции, которой руководил майор Бютнер, начальник жандармерии Николаевской области, на территории этой самой области было сожжено шесть населенных пунктов, расстреляны сотни советских граждан. 21 октября каратели из Николаева расстреляли в Херсонской психиатрической больнице порядка ста человек пациентов…
Казалось, оккупированный город был не просто придавлен — растоптан кованым сапогом нацистских захватчиков. Но это только казалось — советские чекисты, группа капитана госбезопасности Лягина «Маршрутники» начинала свой поединок с врагом.
Не надо, однако, считать, что ранее группа вообще бездействовала, только лишь легализуясь и «врастая в обстановку». Сотрудники нелегальной резидентуры проводили активную разведку, наблюдая за перемещениями войск противника, перевозкой грузов, за всем происходящим в порту и на николаевских верфях, изучая состояние находящихся в городе и его окрестностях подразделений германской и румынской армий… Гитлеровские спецслужбы несколько раз перехватывали шифрованные радиограммы, но ничего, кроме подписи «Кент» или «КЭН», расшифровать так и не смогли.
Теперь же чекисты собирались начать открытые боевые действия. Разумеется — своими тайными методами.
Но, как это делали люди чести в соответствии со старинным «дуэльным кодексом», подпольщики перед тем послали оккупантам свой вызов.
«К ноябрьским праздникам Виктор Александрович раздобыл шрифт и организовал распространение в городе листовок, которые несли правду о борьбе советских людей с немецко-фашистскими захватчиками и призывали к сопротивлению оккупантам. Листовки опровергали утверждение гитлеровской пропаганды о разгроме Красной Армии и падении Москвы»{184}.
Понять, что это вызов на поединок, «фрицы» не смогли. Очень уж спокойно и вольготно чувствовали они себя в завоеванном приморском городе, откуда, определенно, отсылали в Берлин весьма оптимистичные доклады — мол, тут «не жизнь, а малина!». Недаром же Альфред Розенберг, рейхсминистр оккупированных восточных территорий, выступая в ноябре 1941 года по берлинскому радио, назвал Николаев «одной из жемчужин русского Причерноморья, где немецкие солдаты чувствуют себя как на курорте». Уверенности гитлеровцам придавало и то, что город расположен в степной, удаленной от лесов местности — тут уж партизанам и завестись негде…