Виктор Лягин. Подвиг разведчика

Далее в справке указывается: «В сентябре этого же <1942> года, выполнив задание “Центра”, были выброшены обратно в тыл врага с самолета на парашютах связисты Кобарь[107] и Хоменко с радисткой и зап. частями к рации. По предательству Круглова (который проник в группу Пологанюка) все упомянутые товарищи при приземлении были арестованы. Вслед за арестами Пологанюка, Кобарь, Хоменко и присланной радистки, последовал ряд арестов чл. п/п организации». Здесь необходимо уточнить, что, как мы знаем, Витя и Шура, а также и радистка комсомолка Лидия Брыткина приземлились вполне успешно и, спрятав всё «привезенное», своевременно покинули район приземления. Гитлеровцам действительно удалось задержать Витю Хоменко и Шуру Кобера, но только произошло это полтора месяца спустя — 24 ноября 1942 года.

Вполне возможно, что юные герои сумели убедить врагов в своем абсолютном неведении: да, были в подпольной группе, выполняли какие-то мелкие задания, на уровне отнести-принести, а более ничего и никого не знаем. Безусловно, про поездку в Москву, про которую кроме них и командира никто ничего не знал, они не говорили ни слова — в противном случае гестаповцы постарались бы «выпотрошить» ребят самым безжалостным образом. А так, убедившись после десяти дней допросов в их полной «бесперспективности», немцы приняли решение казнить мальчишек в назидание всем прочим. 5 декабря 1942 года ребят повесили на Базарной площади города Николаева вместе с семью другими подпольщиками, взрослыми. (Знал бы руководивший экзекуцией генерал-лейтенант Герман Винклер, что он в общем-то присутствует на репетиции своей собственной казни, которая произойдет на том же самом облюбованном им, комендантом Николаева, месте — только несколько позже.)

Традиционно, для предупреждения и устрашения местных жителей, трупы повешенных оставили болтаться в петле до утра, если не еще дольше. Неподалеку от эшафота расхаживали немецкие часовые — чтобы подпольщики тайно не сняли трупы своих товарищей для захоронения.

Однако поутру по городу разлетелось известие, что прохожие увидели на досках помоста большой букет поздних осенних цветов и лист бумаги, на котором крупными буквами было написано: «Слава юным героям!»…

* * *

И снова — все та же справка «Подпольно-партизанское движение в Николаевской области»: «В связи с проникновением в “Центр” Круглова (который выдавал себя за капитан-лейтенанта флота, уполномоченного от полковника Пенькова по Николаеву), аресты в организации приняли массовый характер. В первых числах декабря 1942 г. от Пологанюка[108]. который находился в тюрьме, стало известно, что Круглов — предатель, а Пеньков — агент гестапо, работник немецкой контрразведки. По предательству Круглова в ноябре 1942 г. арестовывается чл. комитета Воробьев Федор. В первых числах декабря сего года арестовывается Защук П. Я. — председатель комитета и Соколов В. И., член комитета. 4 декабря арестовывается член п/п “Центра” Горлай. 5 декабря 1942 года немцы, с целью запугать участников п/п движения, на базарной площади публично повесили 9 товарищей, среди которых были Воробьев Ф., Хоменко и Кобарь. Преследуемые Бондаренко и Комков вынуждены были скрыться…»

Можно понять, что какая-то, пусть и крайне обрывочная, но все же информация о руководителе николаевского подполья неизбежно накапливалась в сейфах работавших в городе подразделений германских спецслужб.

Свидетельствует Мария Семеновна Любченко (материалы из протокола того же допроса, что приводился нами ранее):

«На одной из явок с официальным сотрудником “СД” РЕЛИНГОМ мне было заявлено о том, что в гор. Николаеве проживает на нелегальном положении оставленный со специальным заданием для ведения подпольной работы против немцев некий майор ХЕНТ или КЕНТ. Тогда же было пояснено РЕЛИНГОМ, что этот майор ранее проживал в Ленинграде. Судя по названным внешним приметам этого майора, я сделала вывод, что с ним имеет сходство знакомый мне инженер КОРНЕВ, и с этого момента, т. е. примерно с ноября 1942 года приступила к активной разработке последнего.

На одной из последующих встреч с КОРНЕВЫМ я сообщила о том, что до войны являлась членом ВКП(б) и с целью расположения его к себе высказала ему, вернее создала видимость своей враждебности к немцам и “желание” выполнить свой долг в этом вопросе как советского гражданина и члена ВКП(б). Мои предположения в результате такого поведения оправдались, КОРНЕВ, ранее присматривавшийся и изучавший меня, в разговорах стал более свободен, чаще стал заходить ко мне на квартиру и в процессе встреч заводил разговоры на политические темы, информировал об обстановке на фронтах, в очень осторожной форме давал понять, что мне как члену ВКП(б) необходимо серьезно подумать о своих обязанностях и долге перед партией. Со всеми его доводами я соглашалась»^{218}.