Виктор Розов. Свидетель века

2 апреля он умер, успев, однако, увидеть номер «Правды» с этой крайне важной для него публикацией. Убедившись: самая большая его тревога и боль, воплощенная в газетном слове, все-таки дойдет до читателей.

* * *

Впрочем, этой тревогой и этой болью пронизана душа многих людей военного поколения все последние годы.

Сколько раз я слышал:

– Жизнь для нас сегодня куда страшнее войны.

Почему же, чем она страшнее?

Помню, после одной из моих статей, посвященных ветеранам-фронтовикам, когда мы говорили о ней с Новоплянским, я уловил в голосе его, при всем высказанном одобрении, какую-то неудовлетворенность.

– А что, Давид Иосифович, – спросил напрямую, – не понравилось вам?

– Знаете, вы много пишете о наших материальных трудностях. И это, конечно, правильно: нас ограбили, обобрали. Но ведь так же ограбили большинство народа, а если говорить о стариках, то у нас пенсии-то еще повыше, чем у других. Короче, не в этом самое главное. Душа болит, Виктор. Невыносимо болит при виде всего, что происходит в стране!..

А через несколько дней – так получилось – я ехал в город Брест по ужасному известию. Один из защитников легендарной крепости-героя, приехав сюда из Иркутской области, где он жил и работал последние годы, бросился под поезд.

Вот что прочитал я на синем листке бумаги, над которым сидел последней своей ночью в неуютном гостиничном номере старый солдат Тимерян Зинатов и который он положил сверху в потертом фибровом чемоданчике, оставленном на перроне, – перед тем как шагнул на рельсы:

«Извините, что таким образом объявляю протест нашему ельцинско-гайдаровскому правительству. Конечно, это не метод борьбы, но другого выхода у меня нет бороться с теми, кто нас, ветеранов, поставил на колени. Но я хочу умереть стоя, чем так жить на коленях…»

Никогда не забыть мне душевного потрясения, пережитого при чтении этой записки в тесной комнатке следователя железнодорожной милиции. Подумалось: может быть, это самый впечатляющий документ нашего времени, сильнее всего выразивший трагедию страны и народа…

Интересно, где он сейчас, тот документ? Неужели так и остался где-то в пыльных архивных папках?

– Я считаю, место этой записки, завещания и приговора одновременно, – в музее на Поклонной горе! – сказал мне Виктор Сергеевич Розов, тоже ветеран Великой Отечественной.

Согласен с ним. А рядом стоило бы поместить письмо Тимеряна Хабуловича, присланное в Брест за полтора года до смерти. Письмо-предупреждение.

«Привет из далекой Сибири! Поздравляю вас всех, всех, всех с Новым 1991 годом. Желаю вам счастья и здоровья. Дай Бог нам всем, чтобы мы надолго, навсегда забыли, что есть такое слово – «война». Мы многое пережили, как бы трудно ни было, и разрушенное восстановили. Теперь надо бороться, чтобы построенное не было глупцами разрушено. Это будет страшнее войны. Некоторые дышло истории хотят повернуть по-своему. Надо бороться, чтобы был единый наш Советский Союз, только тогда мы будем уверены, что над нами не повиснет вновь 1941 год. Если мы не будем делить страну на карманные государства. Вот что страшнее войны! Я этого боюсь. Этого нельзя допускать! Это будет смерть всем. Не хотел огорчать вас, но высказать всем об этом – моя обязанность. Это наши предсмертные наказы ветеранов войны».

Как он предчувствовал! Письмо написано в канун 91-го года, который, как и 41-й, стал роковым для нашей страны. Только с гораздо худшим исходом…

* * *

Мне не забыть тех пронзительно холодных дней осени 1992-го, когда я бродил по пустынным, продуваемым жгучим ветром площадям и руинам крепости-мемориала. Стоял перед остатками казармы, где размещались курсанты полковой школы 44-го стрелкового полка, возле которой, на берегу реки Мухавец, они и приняли ранним утром 22 июня свой первый бой. В их числе – курсант Зинатов.

И туг же, снова и снова, мысль возвращала меня к железнодорожному вокзалу, где полвека спустя он принял свой последний бой.

Вот так во время великой той войны бойцы ложились с гранатами под танки, чтобы преградить путь врагу. Бросались на амбразуры дотов и дзотов.

Он бросился навстречу идущему составу.

Ну, конечно же, не с целью его остановить! Хотел остановить нечто другое. «Наверное, все помнят, – написал я тогда в «Правде», – президент России клялся лечь на рельсы, если допустит ухудшение жизни народа. Однако пока на рельсы ложится старый солдат – защитник Отечества. Кладет жизнь за други своя. За всех нас. Вечная память!»

Он надеялся смертью своей привлечь внимание власть имущих к тому, от чего так болит душа ветеранов.

Нет, не последовало ровным счетом ни-че-го! И это было в моем представлении самое страшное: трагедия на станции Брест, как и трагедия всей страны, продолжавшаяся к тому времени уже несколько лет, осталась совершенно не замеченной властью.

* * *