Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей

— Ну что же, вы свой выбор сделали, — развел руками Костюк. — Как говорится, ни пуха, ни пера. А вы меня пошлите к черту.

— Посылаю, — ответил Тихонов и… улыбнулся.

14 мая 1978 года, воскресенье, город Домодедово

Борис Александров пробыл у себя на родине в Усть-Каменогорске ровно двенадцать дней. И приурочил свое возвращение в Москву к финальному матчу чемпионата мира по хоккею. Он все рассчитал. Купив билет на самолет, который вылетал в 12.00 дня, он предполагал в начале пятого быть в столице. То есть почти за три часа до начала прямой трансляции из Праги. Но он не учел одного — возможного переноса рейса из-за нелетной погоды. А именно это по закону подлости и произошло. Рейс задержали почти на час. В итоге в Москве самолет с Александровым приземлился в половине шестого. Еще больше получаса у него ушло на прохождение регистрации. Короче, из аэропорта он вышел в половине седьмого. Поймал такси и попросил водителя гнать, как можно быстрее.

— Гаишников все равно на дороге нет — все наверняка хоккей смотреть будут, — сообщил он водителю.

Но, как говорится, если не везет, то по-крупному. Они успели доехать до города Домодедово, когда мотор у такси заглох. Повозившись в нем какое-то время, водитель развел руками — дескать, поломка серьезная. Александров взглянул на часы — до начала финального матча оставалось всего лишь двадцать минут. Если ловить попутку, то домой он приедет в лучшем случае к середине второго периода. А то и вовсе к третьему. Этого позволить себе Александров не мог. И тогда он решился на единственно правильный шаг. Он покинул такси и зашагал в сторону города. Выбрав первый же по ходу движения дом, хоккеист вошел в подъезд и позвонил в ближайшую дверь. Ее открыл мужчина средних лет, у которого Александров внезапно спросил:

— Хоккей смотрите?

— Кто же его сегодня не смотрит? — искренне удивился мужчина.

— Не разрешите составить компанию? Такси заглохло на дороге, а пока на попутках до дома доберусь, половину матча пропущу.

— Нет проблем — заходите, — впустил хозяин незваного гостя в дом.

Помимо главы семейства в квартире в этот момент находились его жена и сын — мальчишка лет десяти. Именно он первым и узнал нежданного визитера:

— Папка, да это же Борис Александров!

Хозяин дома впервые пристально вгляделся в гостя и произнес:

— Точно — Александров!

— А вас как зовут? — спросил хоккеист, инкогнито которого так быстро раскрылось.

— Павел, а жену Антонина.

Хозяйка тут же засуетилась — стала предлагать хоккеисту выпить чаю.

— Спасибо большое, ничего не надо, — отнекивался Александров. — Я когда хоккей смотрю, стараюсь ни на что не отвлекаться.

Тогда хозяин дома подвинул гостю свое кресло и предложил сесть — до начала трансляции оставались считанные минуты. От этого предложения гость не стал отказываться и, удобно устроившись в кресле, уставился в экран. Слева от него на диване примостились хозяйка с сыном, а хозяин уселся на стул по правую сторону от гостя.

— Наш пацан тоже в хоккей играет, — сообщил хозяин дома, полагая, что эта информация заинтересует гостя.

И правда — тот повернул голову в сторону мальчишки и спросил:

— Тебя как зовут?

— Вова.

— В какой команде играешь?

— «Орленок». Мы на «Золотую шайбу» в этом году играли — третье место взяли, — похвалился мальчишка.

— Он у нас в нападении бегает — на левом фланге, — вновь подал голос отец мальчишки. — Хочет стать, как Харламов.

— Если хочет, значит, будет, — улыбнулся Александров. — Я ведь тоже с «Золотой шайбы» начинал и, как видите, теперь в ЦСКА играю — с самим Харламовым.

В это время на экране телевизора возникла заставка чемпионата мира в Праге и все обитатели этой квартиры вместе с незваным гостем уставились в телевизор. Трансляция началась.

14 мая 1978 года, воскресенье, Федеральное МВД ЧССР

Полковник Гавлик ехал с улицы Токурова, где располагалась контрразведка, в офис центрального МВД и ломал голову о причинах этого вызова. Учитывая, что последний исходил лично от министра, поводов для волнений у полковника было предостаточно. «Неужели русские что-то разнюхали, и министр вызвал меня, чтобы сорвать погоны? — размышлял полковник. — От этого служаки всего можно ожидать — он ведь давно снюхался с русскими. Или у моего страха глаза велики? Откуда им знать про наши оперативные разработки последних дней? Нет, я зря поднимаю панику раньше времени. Этот вызов, видимо, скрывает что-то иное».

Когда Гавлик вошел в кабинет министра, Обзина разговаривал с кем-то по телефону. Но, увидев, кто к нему пришел, быстро закончил разговор, и жестом пригласил гостя сесть в кресло. Это было плохим сигналом — обычно министр встречал Гавлика крепким рукопожатием.

— Полковник Гавлик, почему я узнаю о готовящемся теракте на хоккейном чемпионате не от своих людей, а от наших советских коллег? — спросил Обзина, едва гость уселся напротив него. — Вы же у нас, кажется, отвечаете за контрразведывательное прикрытие этого турнира?

— Товарищ министр, о каком теракте идет речь? — задавая этот вопрос, Гавлик даже слегка приподнялся в кресле — так поразило его это сообщение.