Виктор Цой. Литературно-художественный сборник

— Ну и что ты хочешь сказать своими песнями? Какова идея твоего творчества? — спросила Таня Витьку. — Что ты бездельник? Это очень хорошо? И остановки только у пивных ларьков — это что, все теперь должны пьянствовать? Ты это хочешь сказать? А что за музыка у вас? Это, извините меня, какие-то подворотни…

— Ну уж так и подворотни, — вмешался Михайлов. — Музыка-то, как раз, интересная. Вообще, не будем ребятам головы морочить. Мне кажется, что все это имеет право на существование.

— Конечно, имеет, — сказал Голубев, — ребята еще учатся, работают над песнями…

— Я считаю, их надо принять в клуб, мы должны помогать молодым, — сказал кто-то еще из комиссии.

— Принимаем, я думаю, — сказал Коля.

— Конечно, — поддержал Голубев.

По Таниному лицу было видно, что она одобряет происходящее, но ей не хотелось разрушать демократический имидж клуба, и она пожала плечами, потом кивнула:

— Если вы считаете, что можно, давайте примем. Но вам, — она повернулась к Витьке, — вам еще очень много нужно работать.

— Да-да, мы будем, — пообещал Цой.

Я видел, что его раздражение сменилось иронией, и все наконец успокоились — и комиссия, и мы. Мы сказали "спасибо", вежливо простились со всеми, пообещали ходить на собрания, в студию свинга, на семинары по рок-поэзии и еще куда-то там и с миром пошли прочь — новые члены ленинградского рок-клуба — ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ.

Мы вышли на Невский и побрели в сторону Адмиралтейства — в гости к Борису, который тогда жил с женой в крохотной комнатке на последнем этаже огромного старого дома на улице Софьи Перовской. Ни радости, ни разочарования мы не чувствовали — мы были уверены и до прослушивания, что нас примут в клуб, было только облегчение от того, что закончилась эта неприятная, дурацкая беседа с комиссией.

Мы поднялись по бесконечно длинной, крутой лестнице к Борькиной двери и позвонили в звонок. Улыбающийся Б.Г. появился на пороге и пригласил проходить — мы вошла сначала в узкий коридорчик, а затем оказались на огромной коммунальной кухне, которая одновременно служила Борису гостиной и столовой. Два больших окна давали жильцам этой квартиры возможность попадать из кухни прямо на крышу — с наружной стороны под окнами висел широкий карниз, уже переделанный в длинный балкон. Спальней и кабинетом Б.Г. и Людке служила маленькая комнатка, в которую можно было попасть прямо из кухни. Раньше, по всей вероятности, она предназначалась для прислуги, под чулан, или что-нибудь в этом роде. В доме у Б.Г. всегда было чрезвычайно спокойно, мило и тихо. Несмотря на отсутствие комфорта, этот дом был очень теплым и гостеприимным, и все обычно чувствовали себя здесь достаточно удобно. Единственная проблема, которая вставала перед желающими посетить Бориса, — это застать его дома — он был без конца занят различными музыкальными проектами, а телефона у него не было. Но на этот раз мы заранее договорились прийти сюда после прослушивания и сообщить о результатах — Борис явно был заинтересован в нашем дальнейшем росте.

Шла осень 1981 года. Все еще было впереди, и мы это чувствовали. Мы были бодры и веселы, репетировали, сочиняли, играли. Началась полоса дней рождений друзей, и мы не пропускали ни одного, и повсюду нас заставляли петь. "И этой осенью много дней чьих-то рождений…". Перед нами открылись замечательные перспективы — содействие Б.Г. обещало очень многое. Мы уже понимали, что наш путь будет отличаться от основной рок-клубовской дороги, и это было крайне романтично — мы были одиночками, не вписывающимися в ленинградские рок-стандарты. "Гарин и Гиперболоиды" все чаще бывали у Майка — он жил рядом с ТЮЗом, и я частенько шел к нему прямо с работы, потом приезжал Витька, мы сидели иногда и до утра, а утром я шел на работу прямо от Майка — очень удобно. Именно там, на коммунальной кухне огромной квартиры, были первые прогоны нашей программы, обсуждения новых Витькиных песен — Цой показывал Майку и Наталье все свои новые произведения и ждал их трезвых суждений, на которые они были способны даже будучи нетрезвы.

Глава 6