— И чего красивого люди находят в снеге? — говорил Витька. — Скрипит, липнет, холодный, мокрый — гадость какая-то. Белая гадость. Белая гадость лежит под окном:
Отгремел, отбушевал, отзвенел посудой мой день рождения, на следующий день отревел и отгрохотал день рождения Пини, а на третий день Пиня предложил нам с Витькой составить ему компанию по встрече Нового года в Москве. Оказалось, что он уже позвонил в столицу и договорился с Рыженко — тем самым веселым парнем, с которым нас познакомил Троицкий на концерте "АУ" год назад. Мало того, он договорился, что приедет не один, мало и этого, он, оказывается, договорился, что с ним приедем мы и дадим на квартире у Рыженко большой новогодний концерт для московских друзей. После всех этих договоров он поставил в известность нас. Мы не ломались и приняли предложение товарища — о Москве у нас были самые радужные воспоминания, тем более, появилась возможность показать наш материал свежей публике.
И вот — снова мы на великой Площади трех вокзалов. Сколько нищих ленинградских рокеров шагало по этим местам в первой половине восьмидесятых? А сколько богатых — во второй? Сколько фанты здесь выпито с дорожного похмелья, сколько куплено билетов туда и обратно, сколько сигарет выкурено в ожидании поездов? Сколько червонцев заплачено проводникам?..
Мы медленно брели в направлении высотного дома — чета Рыженко жила сразу за гостиницей "Киевская". Нам не пришлось, на наше счастье, искать нужные подъезд и квартиру — Сережка встретил нас на улице. Он выгуливал маленькую рыжеватую собачку и то и дело строго отдавал ей команды: то встать, то сесть, то лечь, то еще что-нибудь в этом роде. Увидев нас, он широко улыбнулся и сказал: "А-а-а, привет, Цой, привет, Рыба, привет, Пиня!" — он прекрасно всех нас помнил и, видимо, был рад снова встретиться. Мы тоже были рады его видеть, он представил нам свою собачку — "Стелька", и мы поднялись в квартиру. Там нас встретила жена Сережи, Валентина, с которой мы тоже были уже знакомы по прошлой зиме, и еще одна собачка, совсем уже крохотная — ее даже еще не выводили на улицу, вследствие чего этим милым песиком на полу комнаты повсюду были оставлены "мины", как их называл Сережка. Прыгая через эти "мины", мы кое-как добрались до дивана и достали подарки, чем очень обрадовали Сережку и Валентину. Отпив немного из подарков, Сережка начал звонить по телефону знакомым и приглашать их на наш вечерний концерт.
Никого из них, кроме Артема, с которым мы встретились уже как старые друзья, мы не знали. Люди разбредались по закоулкам большой московской коммунальной квартиры, уходили на кухню, кто-то уже звенел стаканами и бутылками, на нас никто не обращал внимания. Москвичи, пришедшие вроде бы на наш концерт, беседовали друг с другом, чувствовали себя как дома, и никто не высказывал ни нетерпения, ни желания кого-то там еще слушать, кроме себя.
— Ну что, Сережа, как нам начинать-то? — спросил Витька у Рыженко.
— Сейчас начнем. Вы не волнуйтесь, — успокоил нас Сережка. — Это все в основном музыканты, и они все считают себя очень крутыми — это простительно на первом этапе.
Не обращайте внимания, это хорошие люди, и они будут вас слушать.
Сережка прошел по квартире и оповестил всех, что ленинградские музыканты готовы и концерт начинается. Мы с Витькой как два болвана стояли на отведенном для нас месте, а публика еще минут пятнадцать подбредала в комнату, рассаживалась, менялась местами друг с другом, рассказывала анекдоты и выпивала-закусывала. Наконец, нам это надоело. Процентов семьдесят зрителей уже сидело в комнате, Витька посмотрел на меня, четыре раза резко качнул головой и сильно ударил по струнам. Миминорный аккорд заставил публику притихнуть, и мы начали свой первый концерт:
Эту песню Витька написал специально для новогоднего московского концерта. Мы подозревали, что она может не понравиться москвичам, но рассчитывали на их мазохистские наклонности во всем, что касалось искусства. Вспоминая прошлогодние концерты "АУ", мы проанализировали те моменты, во время которых москвичи особенно кайфовали, и поняли, что чуть-чуть грубости им просто необходимо. Это, в общем, объяснимо — все уже просто осатанели от слащавой официозной музыки и героического подпольного рока и искали, чем бы пощекотать нервы и самолюбие, — на это-то мы и решили немного надавить и не ошиблись.