Виктор Цой. Последний герой современного мифа

Эту песню Цой написал как раз о том времени. Времени, когда они вдвоем с Марьяной целыми днями плескались в море, загорали под щедрым крымским солнцем, порой засыпая прямо на пляже. Деньги быстро подошли к концу, но для них это не было проблемой. Будучи очень хорошими пловцами, они ныряли за мидиями, жарили их на костре, вылавливали бутылки и сдавали, чтобы выручить хоть какие-нибудь копейки. Инна Николаевна, мама Марьяны, рассказывала, что впоследствии Марьяна даже запах мидий не выносила…

Алексей Рыбин:

Витька теперь всюду ходил с Марьяшей… Марьяша хоть ни на каком инструменте и не играла, но Витька сказал, что она третий полноценный член нашей группы – гример, костюмер и художник. Я не протестовал против такого расклада, – Витьке она явно нравилась, общий имидж не портила, а наоборот, помогала его поддерживать и не командовала, что вообще-то свойственно слабому полу[684].

Алексей Вишня:

После того как Марьяна появилась в группе в качестве, не знаю кого, гримера, что ли, делить все пришлось на троих… Представьте себе, как сложно делить мизерные суммы! Однако, оглядываясь назад, я понимаю, что труд Марьяны был недооценен[685].

После разрыва с Рыбиным (как считают Вишня, Левковский и Житинский, к этому разрыву привела именно Марьяна) Цой из «гримеров» записал ее в «администраторы» группы. Но, как видно из ее же слов, это было в большей степени игрой, чем подлинным администрированием.

Марьяна Цой:

– Но быть директором рок-группы – это ведь не женская работа?

– Вообще-то действительно не женская. Но я в этом смысле уже как наркоман. И к этой среде меня Витя приучил. Он мой крестный отец с точки зрения рок-музыки. Мне от нее долго теперь не избавиться…

Я работала администратором в цирке, мне светило место замзава постановочной частью, у меня были свои планы и идеи, но Цой смешал мне все карты. И так я, собственно, в музыке и оказалась[686].

Инна Николаевна Голубева:

Я ее водила в детстве в филармонию, в театры, слушать музыку. А ей всегда хотелось только одного – свободы, свободы, свободы. Рвала все тенеты… Только потом, много лет спустя, она призналась мне: «Мама, как я тебя ненавидела тогда, когда ты меня по филармониям таскала». А я-то так старалась… Я же воспитана на таких вот концертах и на такой музыке, я как должна была воспринимать рок-н-ролл? Вопрос. Наверное, должна бы вообще не воспринимать. Но меня Марьяна приучала, она мне там «Rolling Stones» ставила, еще что-то там… Я не знаю всех названий, но в то время какие-то пластинки крутились…

Я и Сашу, конечно, когда подрос, в Эрмитаж пыталась водить. Роберт Максимович тоже очень Сашку любит, забирал его всегда, возил в музеи. Как-то собрались, тут «Рикошет» вылезает и говорит: «Инна Николаевна, оставьте свои интеллигентские штучки». – «А в чем дело?» – «Ему баба нужна, а вы ему – Эрмитаж, Эрмитаж…» Сашка развернулся, ушел к себе, я тоже промолчала, «Рикошет» ушел, упал к себе в нору… В общем, простенько так и со вкусом… «Рикошет» же был очень начитанный человек и всегда мне говорил: «Вот вы думаете, что рок-н-ролл шпана там, а панки – это вообще подонки». Я говорю: «Да». А ведь все они мальчики из очень интеллигентных семей. На самом деле. Панов, «Рикошет», «Скандал» со своим папой-академиком. Но они сгорают очень быстро, эти ребята… Сначала все они хипповали. Потом панки пошли всякие, и главное – у всех проблемы с родителями. Вот не понимают они. Взрослые на них смотрят глазами совершенно чужими. Одна подруга Марьяне говорила: «Как бы я хотела жить с твоей мамой, а не со своей». А Марьяна ей: «Это еще надо заслужить!» Ходила – гордилась.

И так далее… И пошел, пожалуйста, рок-н-ролл. А потом и панк-рок еще. А это вообще…[687]