Однако к идее памятника можно подходить не как к средству увековечения и утверждения значимости, а с точки зрения скульптуры как произведения искусства. В этом случае памятник должен быть сам по себе вкладом в культуру. Но сторонники установки и скульпторы чаще всего игнорируют этот аспект, и на первое место для них выходит именно пафос «утверждения значимости». Поэтому, вероятно, все конкурсные работы, представленные для проекта памятника в Питере, не отличаются ни внутренним, ни внешним сходством с образом Цоя, ни оригинальностью авторского замысла, в разумном балансе с реальностью. И самое главное – в этих скульптурах не чувствуется ни вложенной в работу любви, ни настоящего понимания человека, которого изображают.
А хороший скульптор обязан если не любить образ, то уметь поймать ту черту, которая характеризует его персонаж. С Цоем здесь крайне сложно даже талантливым скульпторам, потому что он был личностью многогранной, сложной и крайне чуждой к внешним проявлениям своего дара. Он очень далек от типичного образа «творческого человека», поэта с гитарой, смотрящего в звездную даль. В нем больше легкости, отрицания всего стереотипного, и это противоречит внешней форме памятника, которая у нас принята, – эдакого серьезного мыслителя. Еще одна сложность заключается в том, что есть как бы два Цоя: один тот, который был на самом деле, и второй – которым его видят поклонники. В памятниках отражают больше не самого Цоя, а то, что видят его поклонники, – свои мечты, своего «эгрегора». «Мифология творится, а мы в ней участвуем», – сказал Юрий Каспарян.
И памятники – часть этой мифологии.
Большие надежды в этом плане возлагались на памятник в Элисте, проект которого разработал Дмитрий Мишенин – человек с другим взглядом, нестереотипным. Цой, по данному проекту, должен был быть изображен в полный рост, с зажженной сигаретой, чтобы каждый мог прикурить у него. Этим автор как бы хочет сказать, что в песнях Цоя столько огня и энергии, что ее хватает для того, чтобы зацепить людей даже сегодня[1042].
Идея Мишенина – о том, что Цой должен представляться не просто бездушной статуей, а именно человеком с улицы и для улицы, – очень интересна, самобытна и гораздо больше отражает настоящего Цоя, чем того отстраненного героя с гитарой, которым предстает Виктор в большинстве питерских макетов. И вместе с тем она учитывает и видение его в народе.