Виктор Цой. Последний герой современного мифа

От начала до конца на поминалках я был только в 99-м, и это была жесть. Тогда недалеко от места проходил громадный слет байкеров, и некоторые из мотоциклистов решили заодно заглянуть и «к Цою», так что количество человек втрое превысило стандартное, – на поле возле моста и напротив «Тейтупниеке» расположилось человек так 300, и все они разделились на 15–20 компаний с гитарами и кострами. Местные омоновцы (русскоязычные латыши называют их земосами и гоблинами) приехали около пяти вечера, но реальных причин всех разгонять у них не было. По правилам, они могли отлавливать особо буйных и приковывать их на несколько часов наручниками к придорожным столбам. Так, уже к восьми вечера у каждого столба стояло по пьяному байкеру, а рядом их веселые друзья хором распевали песню «Земосы – пидорасы». Позже, если я 15 августа оказывался в Латвии, то подъезжал к месту на велике (мне до него всего 10 км) на пару минут днем и быстро ретировался[1044].

Питер. Промозглый ветер с мокрым снегом. Метро «Спортивная». Улица Блохина где-то рядом. Ищем «Камчатку» – музей-котельную, где раньше работал Виктор Цой.

Небольшой дворик позади общежития разукрашен рисунками и посланиями фанатов. Земля во дворе черная от угля. Стены в надписях типа «Цой – жив!!!». На одной из них – мемориальная доска: лицо Виктора Цоя и разлетающаяся на осколки гитара. Ниже цветы. Свежие, успевшие завянуть… А рядом – ступеньки в саму котельную. Впрочем, котельной там уже давно нет.

Ныне это небольшой клуб-бар «Камчатка», и из трех топок, когда-то даривших тепло обитательницам женского общежития, куда подбрасывал уголек Витя Цой, осталась только одна.

Здесь постоянно кто-то тусуется. У тех, кто попадает сюда впервые, складывается впечатление, что воздух, стены и все вокруг пропитано рок-н-роллом. Но это все положительные стороны, а ведь есть еще и отрицательные. Например, бич всех ленинградских тусовок – беспробудное пьянство тусовщиков. «Камчатка» раньше была обычным двором, вонючей подворотней, где с утра до ночи сидели какие-то гопники, пьяная урла, для которой нет ничего святого. Полуразрушенные стены, помойка в центре двора, битые бутылки, окурки. К сожалению, мало что меняется. И это вполне самостоятельное учреждение, гордо именующееся «общественно-творческое объединение»? Да еще когда-то включенное в список Всемирного наследия ЮНЕСКО и в культурную программу к 300-летию Петербурга…

И вот опять – чистый энтузиазм ребят – открытие мемориальной доски Виктора Цоя работы питерца Степана Мокроусова (участника строительства храма Христа Спасителя в Москве), проведение концертов, встречи поклонников «КИНО» в даты, связанные с именем Цоя…

Гарик Сукачев:

Существует такое понятие, как печать смерти. И я опять повторю, сегодня умрешь, завтра скажут – поэт. Обычно то, чего ты не замечал, когда человек еще был жив, после его смерти приобретает иное значение, становится символом. Но мне дико не нравится тот фильм, который сняла Марьяна, жена Виктора. На «Камчатку», где он начинал, теперь, оказывается, водят экскурсантов! Эрмитаж, Аничков мост, «Камчатка»! – здесь жил и работал… Из того, что делал Цой, мне нравилось не все. В Питере было много патетики, и в Витьке было много патетики[1045].

Алексей Рыбин: