И мы там занимались… в сарайчике каком-то, сеть главное, чтобы была… Что касается «Черного альбома», то у Вити уже практически все готово было. Собственно, мы с ним продумывали только общую форму. Все это на порто-студии. Я привез усилитель, колонки, инструменты, драм-машинку… сидели в свободное от отдыха время, колдовали…
Черновик был записан на ту самую привезенную Джоанной четырехканальную порто-студию, на которой делался альбом «Группа крови». Цой играл на ритм-гитаре и пел, Каспарян записывал партии соло-гитары, программировал барабаны и бас (по словам экспертов, на Yаmаhа RX-5 особенно «искусственность» баса слышится в прикидочном варианте «Кукушки»).
Незадолго до дня рождения Саши[24]
Виктор слетал на самолете в Питер, привез ребенка в «Zeltini» и должен был вернуть его Марьяне не позднее 25 августа.Марьяна Цой:
Последний раз мы виделись, когда Витя забирал Саню на два месяца. Мы собрали вещи и ждали его. Саня перед приездом отца обычно нервничал. Однако Цой, пунктуальный, как всегда, не опоздал. Он взял сына за руку, и они пошли из дома.
– Ну, пока. Наслаждайтесь, – говорю им вслед.
У лифта он оборачивается.
– Пока. Буду звонить.
До этого Виктор брал Сашу только летом 1989 года, примерно на три недели, не больше, потому что ребенок был очень мал и нуждался в материнской заботе. Поэтому, по словам Наталии Разлоговой, Марьяна ошибается, говоря о двух месяцах. Цой привез Сашу в середине июля и должен был отвезти обратно в середине августа. После этого в планах было проводить подругу Наталии с детьми на поезде в Москву, и затем уже, спустя еще несколько дней, ехать на машине обратно.
Вот здесь надо сказать о некоторых вымышленных фактах. К примеру, газета «Московский комсомолец» в выпуске от 11 августа 2000 года опубликовала статью «Отпуск навсегда», посвященную гибели Виктора Цоя, и интервью Юрия Айзеншписа. Вот фрагмент из этого интервью:
«После этого концерта (в Лужниках), на который пришло больше 60 тысяч человек, у группы начался отпуск. Витя, как и в предыдущие три года, уехал на заброшенный хутор в Прибалтику, под Юрмалу. Вскоре я приехал туда и увидел его очень счастливым и загорелым. Он катался на мотороллере, показывал мне гири для зарядки и говорил, что ему здесь не скучно. Мы слушали демо-кассеты с новыми песнями и решили, что в сентябре нужно садиться в студию и заканчивать работу над новым альбомом, чтобы в конце года пластинка уже была в магазинах».
Есть еще одно интервью, данное Айзеншписом программе «Живаго», в котором он опять-таки утверждает, что бывал в Плиеньциемсе и встречался с Цоем.
Юрий Айзеншпис:
Я был в этой деревне, на том месте, где он погиб, в этом латвийском хуторе, буквально за несколько дней до трагедии. Я там гостил дней пять, потом уехал в Москву и после этого будто злой рок прошел над этой деревней. Мне рано утром позвонила Наталия Разлогова и говорит – у нас несчастье, утонул сын хозяина, у которых они проживали.
14 августа я с Цоем по телефону обсуждал возможность поездки с концертами в Сочи, гастроли в Южной Корее и Японии.
Потом буквально через день вновь раздался звонок. Вновь звонила Наталия и сказала, что погиб Цой. Первое, что я сделал, это отправил своих доверенных людей туда, в Латвию, чтобы помочь перевезти тело Виктора в Ленинград…
Также в газетах часто вспоминали слова Айзеншписа том, что «на 15 августа была запланирована встреча Виктора с телевизионщиками, но он позвонил накануне, был чем-то обеспокоен, сказал, что сниматься не может. Обычно Цой был спокоен, а тут взволнованный голос, что-то случилось у него там, на даче. От помощи Виктор отказался, только добавил: “Я сам во всем разберусь и перезвоню тогда”. Так и не перезвонил».
Можно заявить с уверенностью, что все это полная ерунда.
Во-первых, по словам Наталии Разлоговой, Каспаряна и прочих свидетелей отдыха Цоя в Латвии, Айзеншпис до смерти Виктора никогда не приезжал в Плиеньциемс, “не жил там пять дней“, “не слушал демо-кассеты с записями новых песен“ и не встречался там с Цоем.
Во-вторых, никаких встреч с журналистами и телевидением у Цоя не планировалось. И опять-таки о звонках – напомним, что никто никому никуда не звонил из-за сложностей со связью.
Да, возможно, Айзеншпис бывал в то лето в Латвии, в Риге и Юрмале, где, опять-таки, возможно, пересекался с Цоем по деловым вопросам, но в Плиеньциемсе, до смерти Виктора, он никогда не был.
И если внимательно вчитаться и вслушаться в слова Айзеншписа в приведенных интервью, то можно заметить, как легко слова о «нескольких днях до трагедии» превращаются в непонятный срок, минимум из которых две недели, что тоже говорит в пользу явного, но простительного сочинительства.