Виктор Васнецов

С весною прибыло света, работы и помех… Поглядеть собор явился один из великих князей. Следом знакомый из Вятки. Этот не только для просмотра, по и с настойчивым предложением написать для иконостаса вятского собора Александра Невского ни много ни мало – шестьдесят два образа!

И хоть это заказ земляков, пришлось отказывать.

Но слава была уже очень велика, спрос на Васнецова все возрастал.

Для Георгиевской церкви в Гусь-Хрустальном Виктор Михайлович написал четыре огромных холста: «Голгофу», «Сошествие во ад», «Страшный суд», «Евхаристию». Кроме того, для алтаря им исполнен эскиз мозаики «О тебе радуется благодатная» и рисунок бронзового иконостаса с эмалью. Десять лет отдал Васнецов этой работе, а сохранилось из оригиналов только два произведения: уже в наши дни восстановлены «Страшный суд» и мозаика «О тебе радуется».

Создавал Виктор Михайлович иконы и картины для собора Александра Невского в Софии, для церкви в Дармштадте. Писал образа по заказу царской семьи для коронационных и свадебных торжеств, откликался и на иные заказы религиозного содержания. Большинство этих работ разошлись по белу свету, а среди них есть произведения замечательные. Сужу по голове Иисуса Христа в терновом венке, которую видел у К. П. Вендланда.

Много, очень много сил забрала у Васнецова религиозная живопись.

Молодой Нестеров уже на лесах Владимирского собора понял: втянуться в религиозную живопись – значит обречь себя на художественную немочь. Васнецов же, при всей мудрости, думал иначе. Он, видимо, настолько уверовал в могущество своего таланта, что пытался увлечь русских атеистов своим искусством.

Еще продолжалась работа в Киеве, а Виктор Михайлович был готов взвалить на себя роспись Воскресенского собора в Петербурге. Воскресенского собора Васнецову целиком не дали. Можно только радоваться, что комитет, сославшись на малые средства, предложил художнику исполнить местные образа для иконостаса.

Увлечение Васнецовым рождало множество заказов. Художник жил и работал в постоянной спешке – вечный должник. Не успевал исполнить один заказ и уже начинал другой.

Нестеров, несмотря ни на что все-таки очень любивший Васнецова, не мог ему простить ни застоя в его церковных работах, ни тем более попустительства по отношению к собственному таланту. О церковности Васнецова, о его общественной позиции он говорил очень резко и ядовито. Вот выдержки из письма к Середину: «Сообщение Ваше о В. М. Васнецове меня порадовало, видимо, человек стряхнул с себя обузу труда да к тому же и снял свое „архиерейское облачение“, оно совсем его задавило, как бедную голову Бориса шапка Мономаха. Из когда-то милого, живого, увлекательного и увлекающегося – он в Москве у себя стал олицетворением „Московских ведомостей“, да хорошо бы если времен Каткова – а то нет…»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ДОМ

Высокий старомосковский терем золотисто сиял им тесаными бревнами, крепкий, надежный. А кругом трепетала на солнечном ветерке совсем еще нежная зелень.

– Деревом пахнет, – улыбаясь, сказала Александра Владимировна.

– Деревом, мама! Деревом! – откликнулся Виктор Михайлович, не удерживая в себе счастливой радости. – Разве сравнишь с кирпичом?! Кирпич для печки хорош, а для дома – дерево. Нам ведь не на вечность, нам – на жизнь.

Дом требовал еще уйму всяческих работ и забот: не готовы изразцы для печей, не сделаны внутренние двери. Стекла не вставлены, нет наличников, перил на лестницах, да мало ли еще каких мелочей. Однако дом-то уже был, жил, статью и душою – хозяин, серьезностью и степенностью – хозяйка.

– Саша, родная! Неужто мы с тобой в люди вышли?

– В люди?! – засмеялась Александра Владимировна.

– В люди! У бездомного перед жизнью никакой ответственности. Сегодня здесь, а завтра он порхнул и улетел. Птичка! Домохозяин иное дело! Домохозяин обязан домоседствовать.

– Хорош домосед, – она оглянулась на пролетку, из которой уже поглядывал в их сторону Аполлинарий, пора было на вокзал: киевский собор ждал своего живописца.

– Ничего, – сказал Виктор Михайлович. – Уж близок, близок миг победы. Еще одно последнее сказанье, хоть оно и первое, напишу Адама с Евой – и снова я вольный казак.

– Погоняй, пожалуйста, – попросил Аполлинарий извозчика, – припаздываем.

– Виданное ли дело – припаздываем! – засмеялся Васнецов-старший. – Давно ли за три часа до отхода поезда па вокзал прибывал? А теперь до того изъездился, что и опоздать не страшно… Здесь-то ладно. В Венеции умудрился, было дело, опоздать. Оно, правда, получилось к лучшему, вместо ночи явился днем…

Оглянулся на свой терем.

– Итак, Аполлинарий Михайлович, у брата твоего отныне постоянный адрес: Третий Троицкий переулок, собственный дом.

Надо было бы лишний раз напомнить Аполлинарию об изразцах, которые обжигали в Абрамцеве, но не стал его теребить просьбами: все сам знает, его сил тоже немало в терем-то вложено. Сказал о другом: