Виктор Вавич

- Назад! Назад! - и не мог оторвать глаз от людей. Они присели, прижались к домам. Кони все видней, видней, вот лица, глядят - жилятся губы - ближе, ближе - ноги приросли, не сойти Фильке, и сердца не стало - прямо в него врежутся кони. И вдруг люди у домов вскочили, дернулись, и в тот же миг боком рухнул на мостовую конь, и с разлету всадник покатился головой о каменья, шапка прочь... другой, и много разом и миги за мигами - склубились, свернулись кони. И махнуло через голову черное, и сразу зарябил от камней воздух. Взвыла толпа, и зверел рев за камнями.

Филипп присел, лег. Человек без шапки двумя руками через голову бил сверху булыжниками, орал последним голосом:

- В гроб! В кровину!

Кто-то попал ему камнем в спину, и он упал рядом с Филиппом и все кричал:

- Бей! Бей! В гроб их тещу, бабушку, в закон Господа-Бога мать!

Стали выкарабкиваться, вбегать наверх, и вдаль кидали камнями, уж без пальтишек, в одних блузах, рубахах, размашисто. А там бились, подымались кони, за коней прятались люди, бежали прочь, с конями, без коней. Один долго прыгал с одной ногой в стремени, а лошадь поддавала ходу за всеми. Сверху улюлюкали, метили в него камнями. Он уцепился за луку, повис, без шапки. Лошадь с поломанной ногой силилась встать и падала, дымила ноздрями.

Проволочный трос, прикрученный ломами за уличные фонари, чистой строгой прямой прочертил воздух - на аршин от земли. Филька глядел на него - откуда взялся?

А впереди уж разматывали ребята, катили через мостовую новый моток троса, закручивали у ворот. Они не шли назад, остались у ворот.

К Филиппу через обломки лез рабочий из их мастерской, красный, расстегнутый.

- Филька! А как мы дернули-то канат! А! - орал он Филиппу в ухо. - За аршин - гоп! Канат вверх, а они брык! Видал? Мы!!! - И рабочий стукнул себя в грудь кулаком, как камнем ударил.

Филипп стоял и тряс поднятыми руками, и в нетерпении сжались кулаки - на мгновение гул спал.

- Товарищи! - крикнул Филипп. - Пехота! Солдаты! Стрелять! Баррикаду насквозь! Всех как мух! - "перебьют", хотел еще крикнуть Филипп.

- Ура-а! - закричала толпа. В тысячу ударов заплескал гомон, сбой, толчея голосов. Филипп завертел кепкой над головой.

- Ура-а! ау! - еще крепче, как полымя, взвилось над толпой.

Филька сверху видел, как садили мостовую ломами, готовили камни.

Сзади трубным воем ахнула лошадь. Филипп вздрогнул, оглянулся - лошадь с размаху упала, пыталась встать - и дикими глазами смотрела вдоль камней.

Кто-то спускался с баррикады, ему махали руками на лошадь, кричали. Он вытянул из-за пазухи револьвер, Филипп отвернулся. Он еле услыхал выстрел за ревом голосов.

Но вдруг голоса притухли - как будто ветром снесло пламя звука. Глухое рокотание шло из-под низу - будто сразу стало темней.

Серые шинели шли на том краю площади. Они вдвигались без шума из улицы.

- Назад! Товарищи! Зря пропадаем! - Филипп один стоял во весь рост на баррикаде.

Он уже видел, как дальние редели, и улица за баррикадой чернела отходящим народом.

- Чтоб нас, товарищи!., как вшей подавили?

Рокот пошел в ближних рядах. Трое парней карабкались наверх, у одного Филипп увидал тульский дробовик. Парнишка мостился, а рокот рос, уж не слыхать голоса, и сзади черна от народа улица - шевелится чернота, и над ней шатается ровный придавленный гул.

Кто-то вдруг тискается сквозь передних, и Филипп узнал того, что шел в тужурке, руки в карманы. Он черными пристальными глазами смотрел вперед и оступался, вяз в битых досках, опирался на длинный шест. Толпа притаила голос, когда он встал в рост на баррикаде. Он вдруг распахнул на шесте красный флаг и воткнул шест средь обломков, поправлял, пригораживал досками.

- Га-ай! - прошло по толпе, будто плеснули воды па жар.

А тот выпрямился и глядел на толпу черными, недвижными глазами. Потом полез назад, выбирая шаги. В тихом воздухе флаг обвис, как будто конфузился один на высоте.

Филипп смотрел, шевелил зло бровями - сейчас сзади рванет залп. Схватить флаг самому, держать, стоять и кричать:

- Назад! Назад, черти!

Офицюрус прошел вдоль строя. Солдаты держали к ноге и водили глазами за поручиком.

"Мутные рожи". Офицюрус стал и вдруг крикнул сердито, резко:

- Смирна! - и, не закрывши рта, всех обвел глазами. - Тут людям ворота ломают, вагоны переворачивает сволочь всякая... кучи сваливает! Смирна! - снова крикнул, как кнутом хлестнул, и глазом по всем мордам. - Каменьями войска бьют. Враг внутренний - стерва! Вора последняя!

Офицюрус вдруг круто повернулся и пошел вдоль фронта.

- Пузо, пузо не выпячивай! - хлопнул по пряжке солдата.

- Ро-та! - крикнул Офицюрус. - Шагом! Арш!

Солдаты двинулись. Не бойко стукнула нога. Они прошли шагов десять. На баррикаде на длинном шесте встал красный флаг. Не сразу узнали, что это.