Виктор! Виктор! Свободное падение

Пять банок жаркого и пять риса с мясом, одного этого хватит на двадцать дней. Два кило сахара и полкило соли. Три пачки маргарина, чтоб жарить на нем рыбу. Теперь хлеб — может быть, печь самому? Справится как-нибудь. И Мартенс купил шесть кило муки и шесть пачек дрожжей. И пять кило картошки. Как-то чудно есть рыбу без картошки. Потом захватил дюжину маленьких баночек ананасов. Десять пачек табака. Щетки для прочистки трубки. Витамины и спички. Две банки джема. Что еще? Тележка и так уже полная. В кассе он выписал чек на тысячу крон; голодно не будет, и ладно. В двух бумажных пакетах он перетащил покупки в «Ладу». В багажнике лежала упакованная лодка. Матерь Божья, про нее-то он и забыл! Лодка поедет вместе со всем остальным, что он приготовил на Свердрюпевейен.

Почти в половине одиннадцатого вернулся домой, предварительно заехав в спортивный магазин в центре за рыболовными снастями. Он включил телевизор и, вполглаза следя за подходившим к концу спортивным репортажем, приступил к последним приготовлениям. Эрик Квалросс, похоже, проявил себя на лыжне волшебником, но Мартенса больше интересовало, как дела у Нильсенов. Обычно по субботам они ездили в город, и он молил Бога, чтоб и сегодня они не изменили своим привычкам. Если он начнет у них на глазах перетаскивать из машины и обратно свертки и коробки, они прицепятся с расспросами, и что б он ни выдумал в ответ, они все равно этого не забудут.

Сразу после того, как Хелль Кристиан Рике прокричал, что Квалросс стал чемпионом мира среди спринтеров, хлопнула дверь первого этажа. В окно он увидел спускающихся по дороге Нильсенов и вздохнул с облегчением — обычно они отсутствовали по два-три часа.

Он вышел и подогнал машину к самым дверям. Потом бросился к себе и стал набивать провиантом первую коробку. Еще до Рождества он раздобыл несколько особо прочных коробок из картона, пропитанного воском, и теперь упаковывался быстро и расчетливо. Заполнив коробку, он заматывал его прочным скотчем для строительных работ и заваривал узлы. По плану каждая коробка должна весить максимум десять килограмм — поскольку с ними придется таскаться черт его знает по какой непролази, они не должны быть слишком тяжелыми.

Сложив все, он на всякий случай еще раз пробежал глазами список. Елки зеленые! Вода! На Свартнаккене она будет со всех сторон, но морская вода не годится человеку. А сочащиеся в расщелинах ключи наверняка соленые. Под краном на кухне они наполнил две десятилитровые пластиковые канистры — наполнил на три четверти, памятуя о возможности замерзания. Но хватит ли этого? Он в крайнем случае может мыться в подогретой морской воде, а организму литра в день небось хватит? Черт возьми, но там же снег кругом. Снег можно собрать и растопить в печке. На худой конец как-нибудь продистиллировать….

В полпервого пополудни Мартенс уехал на Фрейю готовить базовый лагерь, и обратно он вернулся только во втором часу ночи.

В воскресенье утром он проснулся чуть не в одиннадцать, с ломотой во всем теле, но воодушевленный успехом вчерашней экспедиции — в созданном им тайнике вещи в целости и сохранности пролежат до тех пор, пока он не решит исчезнуть по-настоящему. Потом он посмотрел по телевизору, как в Минске норвежцы бьются за свое серебро в эстафете. Потом показывали «Короля Лира», но это было уже выше сил Мартенса — он отправился в город и пообедал в «Трубадуре». Там он встретил коллегу Бернтсена и разыграл перед ним подавленное настроение. Не страшно чуть переиграть, когда симулируешь депрессию.

В понедельник в типографии все шло обычным порядком — до половины второго. Когда обратный счет пошел на часы и минуты — причем грянула эта неприятность среди столь же безоблачного неба, как и три дня назад:

— Мортен! Не заглянешь ко мне на минутку? — позвал Грегерсен по громкой связи.

— Иду! — Он сидел и работал за монтажным столиком, даже не подозревая о том, что надвигалось. Он отложил пленку и встал.

Грегерсен сидел за своим столом, второй был пуст.

— Бритта у дантиста… Мортен, я тут кое-что подумал.

— Ну?

— Относительно того, что говорил этот полицейский, который был здесь в пятницу…

— Рённес.

— Сейчас мы с тобой это вместе обмозгуем. Гарнитура была «Тайм», так?

— Угу. — Пятки опять начало жечь.

— Французская Таймс.

— Не исключено. — Против его желания, ответ прозвучал сухо.

— Французская Таймс есть у нас.

— И у нас… и еще в тридцати-сорока типографиях.

— Но заголовки, если мне не изменяет память, были набраны «Универсалью».

— Да. — Он сжал и разжал кулаки.

— Существует миллион разных шрифтов. Но редко какая типография имеет в своем арсенале больше десяти.

— Я тебя не понимаю…

— Тогда задам вопрос прямо: сколько типографий имеют и французскую «Таймс», и эту специальную разновидность «Универсали»?

Мортен почувствовал, что взопрел. Грегерсен попал в яблочко.