Виктория

Начну, пожалуй, с извинений. Прости, что сейчас я не с тобой: не целую, не обнимаю, не ласкаю тебя. Прости, что не помогаю тебе пережить тот кошмар, который обрушился на тебя и на твою семью. Прости меня за то, что написал это письмо, а не сообщил тебе обо всем лично. Решил, что встреча перед долгим расставанием будет невыносимой и близка к смертельному отчаянью. И что можно сказать за три минуты, отведенные мне на прощание? Надеюсь, ты меня простишь за своевольность.

Три минуты любоваться, как ты сладко спишь, уткнувшись лицом в подушку, прижимая к себе плюшевого мишку – это было поистине бесценная награда за тот путь, что я прошел за эти долгие и кошмарные недели неведенья, страха и бесцеремонного властвования опустошенности внутри моего нутра. Я задыхался от одиночества, которое пожирало меня и продолжает пожирать, как червь сладкое яблоко. Отец, узнав о том, что я хочу сбежать на острова забвения, запер меня в камере. В скором времени он признался, что приходил к тебе, пытал, пытаясь вытащить какую-либо информацию. Я от ярости, негодования и жгучего отвращения к его персоне, взбесился так, что стены камеры задрожали, треснули и рухнули. Удивленный и взволнованный отец пытался меня остановить, но у него ничего не вышло, я легко вырвался из его стальных объятий, потому что со времени, сам того не осознавая, стал сильнее его. Когда я его ударил, он повалился на пол, ошарашено глядя в мои глаза. Вот тогда, я впервые увидел, что он боится меня, моей разрушительной силы.