Вила Мандалина

Как нарочно, это слышал оказавшийся поблизости отец тех самых милых детей, которые сказали «привет» соседской овчарке Блонди и с которым однажды мы уже взобрались к разрушенной церкви Иоанна Предтечи. Австрийская крепость стояла на этом же склоне, но чуть правее и намного выше, и Юра – так звали любителя горных походов, – покорив Крестителя, давно мечтал туда забраться.

Сказать по правде, прогулка манила своей прелестью: низкие звёзды, виды, костерок из сучьев, несколько слов, которые, как тяжёлые капли, упадут в темноту…

Мой опыт подсказывал, что, даже выйдя на рассвете, до темна мы не обернёмся, так что надо было готовиться к ночёвке.

Антоне, стоявший тут же, превратился в слух, ловя все подробности нашего разговора.

Я предложил отправиться с рюкзаками, как привык за долгие годы предыдущих странствий, только совсем в других горах, но Антоне уже почуял возможность заработка и твёрдо решил её не упустить. На осла предполагалось нагрузить палатку, снедь и прочие вещи, самим же идти налегке. Юра тоже стоял за этот вариант, а мне, по большому счёту, было всё равно.

Посредством подзорной трубы с моей террасы мы с Юрой изучили особенности маршрута. Сложного как будто ничего не было.

Конечно, невозможно себе представить, чтобы со стороны Рисана к крепости не вела какая-либо, пусть даже заброшенная дорога, годная только для гужевого транспорта. Если бы мы задались целью её отыскать, путь наш неизмеримо бы облегчился и, скорее всего, услуги ослика Якоба не потребовались, но Юра именно хотел «ломиться» в лоб.

Ещё даже не убедившись до конца в нашей решимости, Антоне моментально нанял камион, куда в назначенное время по дощатому трапу ввели нашего четвероногого шерпа и внесли поклажу, и за известную плату грузовик доставил нас к той точке, с которой мы планировали стартовать.

Не уверен, что эта деталь столь уж важна, но в стоимость проезда была заложена и пятёрка Антоне.

* * *

Когда осень в заливе стоит ясная и недождливая, то впору придумывать ещё одно время года – хотя бы для этих мест. Деревья зажигаются и горят неугасимыми кострами, а цветущие растения и сами цветы, напротив, прут в рост. Кроны, невзрачные летом, охваченные магическим огнём, обретают такую красоту, а в ней такое достоинство, что чувствуешь себя обманутым недотёпой. Я готов признать себя никудышним письменником, как величают в этих краях писателей, но свидетельствую здесь, что слово, в могущество которого мы свято верим, не имеет способности передать эти оттенки. Могу лишь сказать, что природа озаряется всеми оттенками кармина. Это можно только увидеть и запечатлеть в памяти либо сделать изображение, да и то далеко не каждый, в чьих руках окажется камера, будет в состоянии дать о них подлинное представление.

Ослик Якоб неутомимо, мерно переставлял ноги, а вот нам приходилось хуже, и я уже не раскаивался, что согласился на услуги Антоне. Справа над нами нависла дубовая роща, подёрнутая разноцветным тлением осени. Некоторое время мы размышляли, не ступить ли под её сень в надежде отыскать тропу покороче.

Когда препирания окончились, начались затруднения с Якобом. Он как будто раздумал шагать дальше, и – как бы выразиться помягче? – понукания Антоне не возымели никакого действия.

И когда мы крутились вокруг заупрямившегося ослика, тут-то мы и увидели это. В сплетении распластанных по склону веток кустарника лежал человеческий череп.

– Святая Дева! – воскликнул, отпрянув, Антоне и стал мелко креститься слева направо.

Юра встретил находку более сдержанно.

– Однако, – только и сказал он, а то, что сказал я, оскорбляет печать.

Ослик Якоб и ухом не повёл. Он своё дело сделал и предоставил с людскими проблемами разбираться самим людям. Судя по останкам, человек этот пролежал здесь не менее трёх лет.

В конце концов разобрались мы так: в наглухо застёгнутом изолированном кармане истлевшей куртки обнаружился австрийский паспорт на имя Якоба Эренталя, восхождение было отложено, и, забрав документ, мы поспешили вниз.

Ослик Якоб был пущен пастись, мы же отправились в полицию.

Скоро из парка «Ловчен» прибыли высокие плечистые скалолазы и спустили бренные останки, а другие компетентные лица передали их в австрийское посольство. К месту находки скалолазов вёл Антоне, но вот заплатили ли ему на этот раз, я так и не узнал. Судя по его недовольному лицу, то была общественная повинность.

Экспертиза установила, что смерть эта не была насильственной.

* * *

Когда большой корабль причаливает под стенами Котора, это создаёт атмосферу праздника. Толпы пассажиров устремляются на твёрдую почву, заполняют кафе, суются в сувенирные лавки и производят невообразимую толчею, но это невинное неудобство приносит доход.

Не часто и не редко, однако регулярно, во время крутого подъёма к крепости Сан Джованни, угнездившейся над Котором в отвесных скалах, некоторым пожилым экскурсантам с кораблей становилось плохо. Но это случалось на глазах других людей, и вовремя вызванная медицинская помощь порой оказывалась действенной. Трагедия – спутница жизни, и иногда её финал.