Виланд

– Возможно, мне понадобятся некоторые документы, нужно написать матери, – проговорил я.

– Если ты имеешь в виду проверку расовой чистоты, то оставь это мне. Я займусь этим вопросом. Тебе не о чем переживать, и с нашей стороны, и со стороны твоего отца – все чисто.

На следующий день я отправился в ателье делать фотографию в полный рост, которую необходимо было приложить к анкете и документам, подтверждающим мою расовую чистоту. Я представил, как некий важный доктор будет изучать мою фотокарточку через лупу, внимательно вымерять мои пропорции, и мне стало не по себе: а вдруг где-то не сойдется с нормами? Я еще раз придирчиво посмотрел на себя в зеркало и медленно выдохнул, пытаясь унять тревогу.

С того дня я начал еще больше времени уделять физической подготовке. Каждые выходные я бегал многокилометровый кросс, отжимался по сотне раз на дню и фехтовал без устали. Меж тем приближалось девятое ноября. Эта дата была помечена в моем настольном календаре красным карандашом. Очередная годовщина Пивного путча должна была ознаменовать начало моей новой жизни. На торжественной церемонии в числе таких же избранных из разных университетов счастливчиков-анвертеров[44] я был объявлен новобранцем. На мое счастье, в этой же группе оказался и Хайнц. Не то чтобы он обиделся бы на меня в случае, если бы его не приняли, но укреплению нашей дружбы это бы точно не поспособствовало. Хайнц мне искренне нравился, и, в конце концов, только благодаря ему я быстро освоился в Берлине и попал в ячейку гитлерюгенда.

Гордые и счастливые, мы щеголяли в выданной нам черной форме СС. Пока еще на ней не было погон и петлиц, но это ничуть не омрачало нашего блаженства, теперь это был лишь вопрос времени. Остальные студенты смотрели на нас с Хайнцем с уважением, порой в их взглядах проскальзывала опаска, даже верзила Генрих не мог скрыть этого чувства, я же упивался этим и был уверен, что Хайнц тоже. В январе нам наконец-то выдали временное удостоверение СС. С превеликим трепетом я принес его домой и показал тете Ильзе как некую драгоценность, достойную самого бережного и уважительного отношения. Тетушка одобрительно скользнула по нему взглядом и тут же занялась своими делами, я же еще долго разглядывал клочок бумаги, сделавший меня одним из самых счастливых людей на земле. Словно невзначай я забывал удостоверение на столе, когда к тете Ильзе приходили гости, клал сверху на книги во время лекций, ронял перед приятелями в университете, словом, делал все, чтобы лишний раз напомнить окружающим, кто я теперь. Но что это было по сравнению с тем, что я испытал двадцатого апреля, в день рождения фюрера! Я видел, как с большим трудом скрывает свое волнение бледный Хайнц, получая погоны, петлицы и постоянное удостоверение. И я завидовал его выдержке и самообладанию: подумать только, отделался всего лишь мертвенным цветом лица, я же готов был рухнуть на землю от волнения. Неужели это я, с безупречной выправкой и одуревшим от счастья лицом, получаю погоны, петлицы и становлюсь полноправным членом СС?

– Клянусь тебе, Адольф Гитлер, фюрер и канцлер Германского рейха, быть верным и храбрым. Торжественно обещаю повиноваться тебе и назначенным тобою начальникам и хранить послушание до самой смерти. Клянусь, и да поможет мне Бог!

На мое счастье, мы произносили клятву все вместе, и в этом хоре восторженных голосов, полных страсти, веры и любви, мой взволнованный молитвенный хрип легко затерялся.

– Вы должны осознавать, кем становитесь. Немцы – элита наций, СС – элита немцев. – Штурмбаннфюрер, вручавший нам удостоверения, сделал паузу, давая осмыслить сказанное, лицо его было серьезным.

Впереди нас ожидал теоретический курс и получение Имперского спортивного знака. Как я и рассчитывал, спортивные нормативы я сдал с легкостью, более того, готов поклясться, что впечатлил даже экзаменатора, который сделал дополнительную отметку в моем личном деле. Теперь к моим знакам на форме прибавился и значок на груди – овальный венок из дубовых листьев, внутри которого были вылиты три переплетенные буквы[45]. Дело оставалось за теорией.

– Кому мы служим в первую очередь и почему повинуемся? – задал мне вопрос Хайнц.

Мы сидели в моей комнате и готовились. На подносе стояли нетронутые чашки с чаем, а на тарелке высилась гора эклеров, заботливо заказанных тетей Ильзой из кофейни. Мы были так увлечены, что напрочь позабыли о еде.

– Мы служим немецкому народу и его фюреру. Мы повинуемся из внутреннего убеждения, из веры в Германию, в фюрера, в единственно верное движение, из веры в СС, – без единой запинки отчеканил я.

Хайнц заглянул в записи и кивнул:

– Сказал как написано. Моя очередь.

И я начал зачитывать Хайнцу вопросы из тетради.