Виланд

Тетя Ильза была не в восторге от того, что мне придется покинуть Берлин, тем более так скоро. Вечером, когда я собирал вещи, она вошла в мою комнату и присела на стул. Некоторое время молча наблюдала за мной, потом со вздохом произнесла:

– Нужно уведомить твою мать, не думаю, что она обрадуется.

Я покачал головой, продолжая аккуратно укладывать свои вещи.

– Тетушка, неужели вы не понимаете, теперь это неважно, обрадуется она или нет. Отныне я сам себе хозяин и не завишу от них. Я уже не ребенок, а взрослый мужчина. Пора бы всем это понять.

– О, дорогой, для Герти ты навсегда останешься ее маленьким сыном, которого нужно оберегать. – Тетя Ильза грустно улыбнулась.

Я пожал плечами и положил сверху еще одну рубашку. Она продолжала смотреть на меня с печалью в глазах.

– Обязательно соверши пешую прогулку до Мариабрунн, Виланд, оттуда открывается волшебная панорама Альп, а в хорошую погоду и весь Мюнхен как на ладони. Пейзажи там великолепные, истинно баварские, а воздух…

Голос ее дрогнул, глаза заблестели, и она украдкой промокнула их кончиком платка, который сминала в руках. Я торопливо подошел к ней и взял ее тонкие руки в свои.

– Тетушка, ведь мы не навсегда расстаемся. И в конце концов, это отличная возможность для меня и, пожалуй, великая честь.

Она торопливо кивнула.

– Ты уже знаешь, где будешь жить? Я могу написать одной приятельнице, у нее дом рядом с…

– Нет-нет, что вы, – перебил я, – игрушки кончились, это настоящая служба.

– Как знаешь, обещай хотя бы, что напишешь сразу же, как приедешь, а я пока отправлю письмо Герти, хотя, пожалуй, стоит все же телеграммой…

Тетушка вышла из моей комнаты. Я запоздало вспомнил, что не успел попрощаться с Хайнцем.

Для направлявшихся на службу в лагерь специально был выделен отдельный вагон. Ровной колонной мы промаршировали к нему и по одному начали заскакивать, торопясь укрыться от внезапно начавшегося дождя. Я прошел к свободному месту и скинул свой мешок. Сзади меня кто-то толкнул, я обернулся.

– Тесно тут, – пробормотал высокий темноволосый парень вместо извинения.

На лоб ему то и дело падала прядь непослушных волос, которую он без устали откидывал назад. Шумно выдохнув, он опустился рядом со мной.

– И жарко, – подумав, добавил он. – Франц Ромул. – Он протянул мне руку.

– Виланд фон Тилл.

Напротив нас уже сидели двое, блондины, с похожими чертами лица и совершенно одинаковым прищуром, очевидно братья. Поезд дернулся, немного сдал назад, словно стоял под уклоном, и начал внатяг медленно и шумно набирать скорость. Когда Потсдамский вокзал остался позади, я отвернулся от окна.

– Сколько нам ехать? – поинтересовался один из блондинов.

– Ни разу не был в Мюнхене? – вместо ответа насмешливо спросил Франц.

Тот пожал плечами:

– Нам не доводилось выбираться дальше пригорода Берлина.

– Братья? – озвучил мою догадку Франц.

Блондин кивнул.

– Карл Кох, это мой брат Ульрих.

Ульрих, в отличие от родственника, был немногословен. За весь путь он едва ли проронил с десяток слов.

– Небось, и про Дахау мало что слышали? – спросил Франц.

Я не вмешивался, моя-то жизнь, конечно, не ограничивалась одним лишь Берлином, но и я про Дахау знал немного, в основном из газет, в которых писали, что там содержались как коммунисты с социал-демократами, так и наркоманы, гомосексуалисты, иеговисты и евреи. Еще помню, где-то было упоминание про скандал, разразившийся в лагере год назад, из-за которого даже коменданта сняли с должности.

– А ты, видать, в курсе всего, – усмехнулся Карл Кох.

Франц приподнял брови и осклабился.

– Может быть. – И он посмотрел на меня, будто проверял, слушаю ли.

Я слушал.

– Год назад там руководил Векерле…

Точно, так звали коменданта, которого убрали.

– …Недальновидный дурак. Говорят, разгуливал с хлыстом в окружении собак, выглядел внушительно, а по факту – пьянство да взятки. По слухам, не было при нем никакого порядка и дисциплины, все брали неприкрыто.

– Его за взятки убрали? – спросил Карл.

Франц обвел нас взглядом человека, который испытывал явное удовольствие от того, что знал больше остальных, и ответил:

– Нет. – Он сделал еще одну паузу. – Баварская полиция раскопала кое-что поинтереснее. Охранники убили без причины трех евреев. Убили и убили, кто их считать будет. Но пьяные охранники начали хвалиться в пивнушке, что замучили жидов до смерти, обставив все как при попытке к бегству. Вот мюнхенская прокуратура и заинтересовалась, ну и обо всем доложили министру юстиции Франку.

– Я слышал, что было четыре еврея, – неожиданно подал голос Ульрих, – четвертый выжил и в больнице успел шепнуть жене, что с ним случилось. А уж она разнесла по всей округе…

Франц снисходительно посмотрел на него и пожал плечами: