Виланд

— Да, я догадался. Я знаю, что мне это не подходит. Во-первых, придётся убивать их... А... потом, нужна Сила, много Силы. Это значит, снова разбудить подземный огонь. Он всё ещё не даёт карликам покоя.

— А Курулдин? Зачем тебе его предлагали?

— Думают, я буду мстить. Снова Сила. Им не жалко Курулдина, только бы посмотреть, как можно уничтожить Бессмертного.

— Знаешь... карлики... Я вот думаю — неужели для них это всё никогда не кончится? Вечная жизнь в норах, какие-то козни, растянутые на тысячи лет... Неужели они не устали? У них нет ничего другого, почему они не хотят подняться наверх и посмотреть на Свет? Ведь у них много времени, может быть, достаточно, чтобы проснуться?

— Я не слышал, чтобы у кого-то из неперерождающихся это получилось. Видно, нет надёжнее тюрьмы, чем тело.

* * *

...Вначале была тьма.

Во тьме медленно проступало пространство. Во тьме раздвигались границы, и являлась глубина. Пространство звучало. Ибо звучание — свойство пространства.

Вначале я принадлежал пространству и звучанию, и не чувствовал музыки. Потом я отделился от тьмы, и увидел, что она — бесконечна. И услышал звучание. Оно было тихим, и казалось, что это была лишь одна нота. Однако тихим звучание представлялось мне оттого, что я сам был в этом звучании. По мере того, как я отделялся, звучание делалось громче и почти оглушительным, и в нём проявлялись бесконечные тона и полутона, и вибрации, и вскрики, и переливы...

И вдруг я увидел всю бесконечность.

Я разрушился. Ибо постижение бесконечности имеет такое свойство. И тьма распалась. И в ней остались миры. И один из "я" стоял на вершине одного из миров, а внизу было огромное пространство, и во мне была музыка. Я видел, как с великих гор скатывались в долины существа, и они сначала бежали по облакам, льду и снегу, затем они пустились бежать по вершинам деревьев, волнуя леса, словно ветерки. Потом они достигли океана, и некоторые из них побежали дальше, исчезая в блеске пробуждавшихся небес.

* * *

Лис сидел на подоконнике, болтая ногами.

— Собаки не лают, когда ты бегаешь. Они тебя боятся?

Он пожал плечами. Он не знал.

— Вы уже завтракали? Я голодный, как... лис.

— Есть пельмени, вчера Димка варил... где он, кстати?

— Сидит на ступеньках и смотрит на всё через свой Шар. — Лис состроил смешную гримаску. — А я боюсь смотреть!

— Почему?

— Может затянуть. Я же очень часто превращаюсь...

Я пошёл к Димке, но на ступеньках его уже не было. Мне показалось, будто его рубашка мелькнула в саду.

— Дим... — тихо позвал я — одними губами. Он стоял у кустов шиповника. Конечно, он не слышал. Но обернулся и махнул рукой. Я спустился с крыльца, прошёл мимо Йоллы, который собирал и ел малину. Странно, что Йолла меня не заметил...

Димка смотрел на меня, я видел в его глазах какое-то нетерпеливое напряжение. Я зашагал быстрее, ветки деревьев мелькали мимо, как будто я бежал.

Я, наконец, догнал его. Он взял меня за руку молча, повёл по дорожке. Кусты диких роз и какие-то садовые цветы, высокие, в рост человека — они тоже одичали, но цвели пышно, розовым, голубым, лиловым, белым и алым — по обе стороны превратили сад в полусказочную оранжерею.

Дорожка сделалась каменистой, узкой. Димка пошёл впереди. Он будто растворялся в цветовых пятнах сада. Если бы я смотрел по сторонам, а не на Димку, я бы увидел ещё многое. Это чувствовалось. Где-то за травяными джунглями должны были тянуться тёплые от солнца и зеленовато-бурые от времени каменные стены сада. За ними — замерли, накапливая тайны, развалины древних городов. Их взгляды касались кожи, осторожно, вопросительно — не явились ли мы оживить уснувшее?.. Нет?..

А потом вела вниз старая, извилистая каменная лестница. Солнце прихлынуло всей силой, и лучи напряжённо дрожали.

Огромные валуны, разбросанные тут и там, были тоже городом, заколдованным, безмолвным и бездвижным.

Я не смотрел никуда, я шёл за Димкой. И поэтому море вспыхнуло и распахнулось передо мной внезапно, как толчок в грудь. Как пробуждение.

Белые львы из матового с изумрудными и розовыми жилками камня встречали прибой — их было множество. Они сидели и лежали, будто странное воинство, ступившее на берег и остекленевшее от солёных брызг. Пока я стоял меж ними, мне чудились голоса в шорохе волн, и я ждал, что львы оживут.

Море отступало. Начался отлив. Димка шёл вслед за водой, чуть расставив руки, словно маленький танцор за мгновение до начала музыки-вихря. Мне было жутко, будто волны отступили не из-за отлива. Будто они собирались вместе — огромной и неостановимой стеной.

Потом сделалось совершенно тихо. Еле различимые, тянулись морские тропинки, пламенели невиданные никем из смертных цветы, скалы поднимались тут и там — круче и выше.

Удивительно, но я увидел его первым. И тронул Димку за плечо. Димка мгновенно обернулся.

— Это он?

Почти слившийся с бурой скалой мальчик шевельнулся и махнул нам рукой. Димка обхватил мою ладонь, но почему-то не двигался с места — только сердце колотилось...

— Идите! — крикнул мальчик. — Не бойтесь. Я же вас жду...

* * *