Вилен Апакидзе – сыщик, опередивший время

…Шерстяную промышленность сотрясали разоблачения. Самое громкое из них датируется 1979 годом. Тогда прогремело Монинское дело, остро воспринятое в правительственных и партийных кругах. По материалам расследования хищений на Монинском шерстяном камвольном комбинате министр Щёлоков составил подробный отчет для руководства страны. Секретариат ЦК партии создал комиссию, которой поручил «рассмотреть факты» и «внести предложения». Тогда особенно сильно тряхануло министерство легкой промышленности.

К служебной записке Щёлокова мы еще вернемся.

Вилену Апакидзе в этом расследовании принадлежала ключевая роль. Выполнял он свои руководящие функции неофициально, будучи теневым куратором (так в его практике будет не раз — он не любил тратить время на обязательные доклады руководству и подобные формальности). Фамилия Апакидзе в связи с Монинским делом впоследствии редко упоминалась. Однако не подлежит сомнению, что именно Вилен был инициатором разбирательств, их душой и мозгом. Такая миссия выпала скромному майору милиции из Грузии.

Оперативную группу в этом деле доверили возглавить одному из лучших «важняков» Главного управления БХСС Анатолию Ситникову. Свою часть работы он выполнил безупречно. Большого труда это для него не составило. Посмотрим на события сорокалетней давности глазами Анатолия Михайловича.

Идет 1978 год. Инспектор по особо важным делам Ситников собирается в отпуск. Он заходит к начальнику главка Павлу Филипповичу Перевознику подписать заявление. И видит в генеральском кабинете человека, с которым прежде встречался. Где же они виделись? Память подсказала: это было лет восемь назад, когда Анатолий Михайлович трудился на Петровке, 38, в УБХСС Москвы… И вот новая встреча. Апакидзе достаточно свободно чувствует себя в обществе начальника главка. Такое ощущение, что он не впервые в этом кабинете. Многоопытный «важняк» отмечает это обстоятельство, но лишних вопросов не задает. Перевозник молча подписывает заявление Анатолия Михайловича.

Разъясняется эта сцена через месяц, когда Ситников возвращается из отпуска. В главке его с нетерпением ждут. Павел Филиппович говорит: «Принимай Монинское дело. Министр выделил тебе машину». Из разговора с Перевозником сыщик убедился, что инициатором разбирательств выступает именно Апакидзе. Удивительно: всего-навсего майор БХСС. Возможно, он действует по чьему-то поручению. Не отвлекаясь больше на посторонние вопросы, Ситников стал вникать в оперативные материалы.

Все события свежи в памяти Анатолия Михайловича:

«Суть мошенничеств простая. В Дагестане, Калмыкии, других регионах Союза стригут овечек. Грубая шерсть поступает в ПОШ — цех первичной обработки, затем — в цех по изготовлению пряжи. И так далее. Шерсть третьей категории проводят по первой категории. Могут песка в сырье подсыпать, чтобы вес увеличить. Такой мудреж идет. Мы создали пять бригад и поехали по регионам. Я отправился в Ростовскую область. С нами в связке работала бригада следователей, которой руководил Савелий Владимирович Матвеев. Помню, приезжаем в Ростов, оттуда направляемся в Сальские степи. Взяли там за шиворот деятеля, который сдавал шерсть в Монино. Он все и выложил. Нам во всем шли навстречу. Мы могли ребят из Комитета подключать. Такие безобразия вскрылись — дальше некуда! Один заготовитель с Кавказа больше миллиона рублей украл (доказали ему в суде меньшую сумму). Свезли этих жуликов на самолетах в Москву. Они дали признательные показания. Параллельно проводились обыски, изъятия, экспертизы. Цехом первичной обработки шерсти руководили Козлов и его зам Колесников. Их тоже доставили на Петровку. Они дали показания. Громкое получилось дело. После Монино мы отправились развивать успех на комбинат по переработке шерсти в Невинномысск — самый крупный в Европе. И там было много посадок. Размах хищений в Невинномысске оказался еще больше, но то расследование не приобрело такой широкой известности, как монинское».