Вильгельм I и нормандское завоевание Англии

Так как Вильгельм присвоил права Эдуарда Исповедника, лишь немного их расширив, нам остается рассмотреть, изменил ли он саму концепцию королевского правления в Англии — своими действиями или общим подходом, — т. е. создал ли он новую монархию. Иногда считается, что благодаря Вильгельму английская монархия приобрела новую черту — власть феодального сеньора — и что после Нормандского завоевания слились воедино два разных типа отношений — между королем и его подданными и между сеньором и его вассалами, — о чем напоминают изображения на двух сторонах печати Вильгельма: на обратной стороне он величественно восседает на престоле как король Англии, а на лицевой — скачет галопом на коне как герцог Нормандский. Придерживаясь этого взгляда, можно впасть в различного рода крайности и сделать тем самым грубую ошибку. Дело в том, что тот же король Эдуард равным образом был и сеньором, а одной из основополагающих особенностей германской монархической формы правления были личные взаимоотношения между королем-сеньором и его спутниками и соратниками. Однако можно допустить, что подход нормандского герцога все же несколько изменил монархическую форму правления в Англии, и вполне вероятно, что в совокупности индивидуальные отношения между королем и его баронами, а также между баронами и их вассалами, в каждом случае подкрепленные клятвенным обязательством исполнять феодальные повинности и соблюдать верность, привели к появлению новой системы, основанной на взаимной договоренности и подготовившей почву для создания в будущем конституции. Каждый человек имел права и обязательства по отношению к другому; каждый вассал мог отказаться от присяги на верность своему сеньору и на законном основании оспаривать действия и приказы господина, если нарушались права вассала; каждый сеньор мог лишить своего вассала его владений, если тот не выполнял обязательств. Таким образом, Нормандское завоевание положило начало процессу, который впоследствии напрямую привел к коронационной Хартии привилегий Генриха I, а затем и к Великой хартии вольностей. Жизнь в королевстве стала более динамичной — ее сущность теперь составляли действие и противодействие, в конце концов приведшие к принятию конституции.

Такой взгляд на историю конституционной монархии имеет право на существование, однако это всего лишь абстракция, едва ли подходящая для объяснения описываемых нами событий. Ни сам Вильгельм, ни его преемники не давали своим баронам права противодействовать монарху. Если бароны поднимали восстание, то, какими бы причинами они ни руководствовались, их просто обвиняли в мятеже и карали как мятежников. Также нельзя утверждать, что принесение оммажа обязывало вассалов к большей преданности, чем староанглийские церемонии, официально подтверждавшие отношения господства и подчинения. Против Вильгельма и его сыновей бароны восставали даже чаще, чем против английских королей до 1066 г. Более того, у Вильгельма не было четко определенных требований к вассальным обязанностям. В 1086 г. в Солсбери он принял присягу у всех влиятельных землевладельцев, независимо от их феодального статуса. Вероятно, так было заведено в Англии, а, возможно, также и в Нормандии. Тем не менее все это как бы издевательство над теорией происхождения конституции, которая основывается на представлении об идеальном английском феодализме. Мы можем с уверенностью сказать только то, что каждое новое поколение баронов считало политику короля чересчур жесткой, потому что он слишком сильно настаивал на своих правах и ущемлял их собственные, и при любом ослаблении королевской власти — особенно при восхождении на престол нового короля — бароны требовали отменить неприемлемые порядки и признать их вольности. Эти протесты оказали существенное влияние на появление в будущем конституции. Однако возможно, что они были скорее реакцией на типично сильное королевское правление в Англии, чем следствием появления здесь новых отношений, основанных на взаимной договоренности.

В целом создается впечатление, что монархия Вильгельма немногим отличалась от монархии Эдуарда, разве что новый король стал пользоваться своей властью «на полную мощность». Действительно, изменения касались лишь некоторых частностей, несколько преобразился сам характер отношений, но придавать этому особое значение, преуменьшая общую преемственность государственной власти, значило бы искажать реальную картину.