Через несколько дней Лист был вызван на доклад в Винницу, где находилась ставка фюрера440
; я остался в Берлине. <...> По возвращении мне пришлось выслушать упреки Гитлера в том, что именно я предложил этого непригодного человека, который произвел на него самое дурное и отрицательное впечатление441. Мол, даже явился на доклад с картой неподходящего масштаба, без нанесенных на нее собственных войск и т.д. Когда я возразил Гитлеру, что он сам запретил брать с собой в полет карты с обозначенной на них группировкой наших войск, тот напал на меня; Геринг, присутствовавший при докладе Листа, был этим возмущен. Гитлер упрекал меня также и в том, что предпринятая по моему предложению инспекционная поездка в Норвегию тоже оказалась неудачной и его никак не удовлетворила, и т.д.Новый кризис в верховном командовании породил тогда и неудачный полет Йодля в горнострелковый корпус, который вместе с главными силами на Кавказе вел бои за овладение горными проходами к Черному морю. Переговорив с командиром [49-го] горнострелкового корпуса [генералом горнострелковых войск] Конрадом и фельдмаршалом Листом о бедственном положении, Йодль по возвращении вечером доложил обстановку фюреру, присоединившись к точке зрения Листа, что поставленная задача невыполнима. Подробности, о которых лучше знает и расскажет здесь [на процессе] сам Йодль, я опущу. Этот доклад Йодля, выражавший взгляд Листа и его собственный, вывел фюрера из себя и вызвал у него неописуемый взрыв ярости442
. И на сей раз это было проявлением скрытого кризиса доверия и плодом больного воображения. Гитлер вопил, что генералы устроили против него заговор и хотят жалкими увертками саботировать его приказы! Он вбил себе в голову идею: преодолев западные отроги Кавказского хребта, захватить прибрежное шоссе вдоль Черного моря; генералы же не видят достоинств этой тактики и потому оппозициошш к ней. О том, что огромные трудности подвоза и снабжения по горным тропам эту операцию исключают, он и слышать не желал.Таким образом, безудержный гнев Гитлера разрядился на Йодле и на мне, как инициаторе его поездки; мне было приказано вылететь на следующий день к Листу в Сталино и уведомить его, что от командования группой армий он отстранен и должен вернуться в распоряжение фюрера для дальнейшего прохождения службы443
. Я так никогда и нс узнал, кто же именно подстрекал фюрера против Листа, этого армейского военачальника высокой квалификации, который особенно показал себя во Франции и на Балканах. Полагаю, это шло от политической верхушки, от Гиммлера или Бормана444. Иначе все это — загадка!Последствия для Йодля и для меня оказались таковы. Йодлю пришлось [на время] исчезнуть445
, несмотря на мое заступничество как ответственного за его действия начальника; сам я потерял всякий кредит доверия, но в отставке мне было отказано, хотя Геринг и обещал добиться этого от фюрера. «Застольное общество» при трапезах [в ставке фюрера] распалось, теперь все встречи с нами постоянно стенографировались. 30 января [19]43 г.446 фюрер, здороваясь, впервые снова протянул мне руку. Гальдер тоже не остался не затронутым этой ссорой из-за Листа. Операция на Кавказе и севернее чрезмерных надежд Вилера не оправдала.Наступление русских против группы армий «Центр» западнее и юго-западнее Москвы, которое должно было облегчить положение находившегося под большой угрозой русского Южного фронта, тоже создало серьезную обстановку.
Гальдер справедливо оценивал общее положение как неудовлетворительное, несмотря на захват в результате нашей операции огромной территории. Так же, как Йодль и я, Гальдер, наряду с опознанными и опознаваемыми критическими точками, ожидал появления где-либо оперативных русских резервов, которые противник пока еще приберегал до поры до времени. Боевые действия русских во время крупного наступления на Юге приобрели новый характер; число захваченных военнопленных в сравнении с прежними битвами на окружение стало незначительным. Противник своевременно избегал грозящих охватов и в своей стратегической обороне использовал большой территориальный простор, уклоняясь от задуманных нами ударов на уничтожение. Именно в Сталинграде и в прилегающем к нему районе, а также на горных перевалах он оказывал упорное сопротивление, ибо больше не боялся оперативных охватов и обходов.