Вильгельм Кейтель - Размышления перед казнью

Через два часа началась эра Цсйтцлсра, действовавшего в тесном союзе со Шмундтом, который и был инициатором этого выбора. Цейтцлср по праву привлек к себе внимание фюрера. Он участвовал в Польской кампании начальником пггаба корпуса, в Западном походе — начальником штаба танковой группы Клейста (прорыв через Седан на Абвилль), а особенно проявил себя как организатор береговой обороны на Атлантическом валу; внес значительный вклад в отражение попытки англичан летом [19]42 г. высадиться у Дьепа [на юге Франции].

В конечном счете я был особешю заинтересован в выборе начальника генерального штаба сухопутных войск: наконец-то на этом влиятельном в армии посту оказался человек, пользующийся доверием Гитлера. Уже одно то, что мне теперь не придется ежедневно бороться с его недоверием, было ощутимым облегчением. Кроме того, Йодль и я надеялись на гармоничное сотрудничество с Цейтцлером, поскольку тот в течение ряда лет был у Йодля начальником оперативного отдела [1а] и не только знал, но и убежденно разделял основные идеи командования вермахта.

Нашим первым и тяжелейшим разочарованием явилось то, что произошло прямо противоположное! Цейтцлср не только отмежевался от нас, но и намеревался ни более ни менее как отстранить нас от принятия решений но Восточному фронту. Зачастую он докладывал [Гитлеру] обстановку с глазу на глаз, ибо явно считал Йодля лицом, односторонне заинтересованным в положении на других театрах войны, и боялся нашего влияния на фюрера.

В Северной Африке летом [19]42 г., несмотря на тропическую жару, победное шествие Роммеля⁴⁵⁰ с его двумя танковыми и одной легкой дивизиями при участии итальянских соединений и при отличной поддержке воздушным флотом [генерал-фельдмаршала] Кессельринга привело к неожиданным успехам. <...> Сам Роммель, всего за один год произведенный из генерал-лейтенантов в фельдмаршалы, срочно нуждался в восстановлении подорванного тропическим климатом здоровья и отправке на родину⁴⁵¹, после того как он организовал оборону захваченного участка фронта [западнее Александрии]. Справедливо задают вопрос: что смог бы совершить этот удалой и осыпанный милостями танковый военачальник со своими войсками, действуй он там, где должна была решиться судьба Германии?

Новый начальник генерального штаба сухопутных войск [Цейтцлср] получил тяжелое наследие. Упорные и малоуспешные бои на северных отрогах Кавказа, неустойчивое положение на слабом степном фронте между горами и Сталинградом, тяжелейшие бои в самом Сталинграде и вокруг него, огромные опасности на донском фронте для наших союзников. <...> Зловещим был вопрос; где же начнут русские отвлекающее наступление, где их оперативные резервы?

Борьба в Сталинграде притягивала одну дивизию за другой, как магнит. Хотя удалось достигнуть Волги севернее Сталинграда и внутри самого города, бои разгорались за каждый дом и за гигантские промышлешше сооружения. С трудом осу-ществлешюс продвижение, блестящие успехи в оборонительных боях севернее города, между Волгой и Донской петлей, усиливали упорное стремление захватить последние городские кварталы, а также надежду завершить достижение поставленной задачи — близкой победы под Сталишрадом. Честолюбие командования и войск армии Паулюса наверняка вдохновляло их тогда на то, чтобы закончить битву полным успехом. Вопрос о том, содействовало ли и насколько именно высшее командование возникшей позднее катастрофе, я оставляю открытым.

Правильно предпринятое с оперативной точки зрения отвлекающее советское наступление в декабре⁴⁵² смело [3-ю] румынскую армию и тем обнажило глубокий фланг 6-й армии Паулюса в Сталинграде. Не допустить катастрофы могло только одно решение: сдача Сталинграда и отступление всей сталинградской [немецкой] армии на запад⁴⁵³. <...> Для меня нет никакого сомнения, что тогда в любом случае удалось бы спасти 6-ю армию и, вероятно, разбить русских, но только, повторяю, ценой сдачи Сталинграда и берега Волги. Все самое ужасное, что явилось следствием полного окружения армии Паулюса в районе Сталинграда в [декабре] 1942 г. и январе [19]43 г., а именно: запрещение прорыва, идти на который было уже слишком поздно; тщетные попытки осуществить снабжение по воздуху; запоздалое и предпринятое слишком слабыми силами контрнаступление с целью прорыва [из окружения] 6-й армии — все это принадлежит к моим самым кошмарным воспоминаниям. Я не могу обрисовать эту драму, для этого у меня нет здесь материалов. <...>

Сдача Сталинграда означала, разумеется, тяжкий ущерб для престижа, потерю целой армии, а в результате создашюй этой потерей оперативной обстановки — такое отступление, которое было равнозначно проигранной кампании [19]42—[19]43 гг., сколь гениально она ни была задумана. Неудивительно, что оживились критики, а русские получили огромный стимул для продолжения войны. Наш последний козырь оказался битым.