Маргарита
Вилиус.
А что пишет его величество по этому поводу?Маргарита
Гранвелла.
Что же, кто-нибудь более злой и менее проницательный, любезная герцогиня, сразу бы сказал, что принц Оранский замыслил мятеж, а где же в таком случае взять помощь, как не в Германии?Вилиус.
Нет, я все-таки сомневаюсь, что этот брак состоится! В конце концов, курфюрст Мориц давно в могиле, но ведь принцесса – родная внучка ландграфа Гессенского! Неужели он даст согласие! Я в свое время имел очень слабое касательство к его аресту, но теперь, ей-богу, ни за что бы не хотел оказаться с нимМаргарита.
Ничего! Молчаливый такой хитрец, он самого черта уломает, если ему понадобится!Вилиус.
Да нет, нет! Ничего этого не будет! Ну, посудите сами!Маргарита.
Да он еретик! Скажите, кардинал! Я просто уверена, что все фламандские главари – отъявленные еретики! И принц, и Эгмонт, и этот лысый голодранец граф де Горн!Гранвелла
Вилиус.
Нет, ваше высочество, это уж слишком! Они, конечно, люди дерзкие и самонадеянные, но все же не еретики!Гранвелла.
Я целиком присоединяюсь к господину президенту. Ведь что такое еретики? Это тупоумный скот, который смотрит в рот своим проповедникам! А наш принц Оранский искренне убежден, что умнее его нет никого на свете.Маргарита.
Он так прямо и заявляет?Гранвелла.
Ах, дорогая герцогиня! Ваш великий отец прозвал его Молчаливым не потому, что он не умеет говорить. Но молчать он умеет еще лучше!Входит Барлемон.
Барлемон
Вилиус.
Как я вас понимаю! Сейчас всех, кого только можно, заваливают жалобами.Маргарита.
По-моему, барон, вы сами сейчас говорите, как жалобщик!Барлемон.
А вы считаете, мадам, что у меня нет для этого оснований? Вам известно, что я намерен в любом случае поддерживать любые меры правительства. Такова моя присяга. Но выражать восторги я не собираюсь!В стране нет ни одного человека, которого бы не затронули так или иначе все эти… нововведения! А я, представьте себе, тоже не на небе нахожусь! Имейте в виду, кардинал, что все в один голос обвинят вас!
Гранвелла.
Я даже не стану отвечать на подобные обвинения! Король задумал учредить новые епархии еще семь лет назад, а первым, кому он об этом сообщил, был маркиз де Берген!Барлемон.
Возможно! Но сейчас Берген кричит громче всех, что инквизиция – это позор рода человеческого, а вас, мой друг, прошу прощения, многие с радостью разорвали бы на куски!Наступает неловкое молчание.
Маргарита.
Ну хорошо, барон, вы все-таки скажите конкретно, чем недовольны вы? Вас-то ни в чем не обвиняют? Неужели вы боитесь криков? Рано или поздно они все равно замолчат!Барлемон.
Крики! Стране грозит разорение, мадам!Гранвелла.
Да, те, кто творит историю, не боятся временно пожертвовать какими-нибудь благами! Но не каждому дано это понять!