Вильгельм Оранский. Мятежный принц

Не всегда легко понять мысли принца и проследить за ними. Уже указывалось на то, что он как аристократ придавал большое значение участию дворянской элиты в управлении страной. Оранский считал, местные «знатные сеньоры» должны привлекаться в правительство Государственным советом и орденом Золотого Руна; помогать королю и быть представителями, наместниками монаршей власти. Этот государственный метод управления Оранский поддерживал еще в начале, в 1559–1567 гг. Он открыто не одобрял действия герцога Альбы, ведь его политика преследовала цель отстранения древнего дворянства от управления страной. Принц полагал, что дворянство призвано и обязано взять на себя руководство освободительной борьбой под лозунгом «Долой чужеземную тиранию!». Несмотря на это, известно, что содействие дворянства было очень скромным. Можно считать, что более позднее резкое суждение Оранского о феодальном дворянстве родилось из этого разочарования. История отделения от «недовольных» тоже неблагоприятно повлияла на мнение о дворянстве, а события в Гронингене и Гельдерне его только усилили: дворяне слишком часто принимали сторону испанцев. Еще в 1559 г. Оранский пытался бороться с этим и способствовал росту влияния генеральных штатов. Во время восстания он расширил их полномочия. В различных оправданиях и мемуарах (1568 г.), а также в «Апологии», подробно описаны полномочия Генеральных штатов: они являлись органом власти, который осуществлял управление от имени короля. Из нее мы узнаем, кому было предоставлено право решать вопросы денежных средств, религии и войны. В тревожные годы после 1578 г. принц в своих выступлениях перед Генеральными штатами неоднократно указывал на их всестороннюю ответственность. В Гентском договоре и в некоторых манифестах этого времени зафиксирована роль Генеральных штатов во многих решениях. 24 ноября 1578 г. и 18 июля 1579 г. в своей речи он дважды разъяснил задачи Генеральных штатов, в основном, чтобы изобличить имеющиеся ненужные уступки обособленности. На переговорах относительно передачи графской власти над Голландией и Зеландией (на Утрехт это не распространилось) тоже был сделан особый упор на право вмешательства Генеральных штатов.

Оранский нес тяжелейшее бремя в виде стремления отдельных территорий самостоятельно принимать решения общим голосованием о мерах местного значения. От этого пострадали бы интересы Генеральных штатов как вышестоящего органа. Часто случалось, что принц не знал, как ему быть, поэтому он предложил передать все полномочия в руки одного лица. Когда нужно было приводить в соответствие административные решения, Оранский не боялся взять руководство в свои руки. Он стремился к централизации, кроме всего прочего, финансов и обороны страны, однако часто ему приходилось уступать чрезмерным требованиям противников объединения.

Интересно, что валлонские области, где предпочтение дворянства городским представителям оспаривалось меньше и привлечение буржуазного сословия к администрации не осуществлялось, остались в стороне от фламаноязычных провинций.

На этом фоне следует сделать выводы о личности принца. Он был непоколебимым мятежником, ясно осознававшим великую цель, которую хотел достичь — освобождение Нидерландских провинций от испанского господства. Этот человек стал борцом за свободу, ее героем. Он знал, что свобода возможна только после восстановления единства и проповедовал терпимость и религиозный мир. Очень скоро Оранский понял, что средства, которыми он мог располагать, недостаточны. Он осознавал границы человеческих возможностей и понимал, что в своих нападках на врагов, в самопожертвовании, разочарованиях и мятежности человек не может перешагнуть через них. Это знание вызвало у него чувство одиночества. Жертва непонимания и клеветы, на последнем отрезке он остался один. Но убежденность, что Господь избрал его своим орудием, дала Оранскому готовность и силу к самопожертвованию.

Сила его личности и целеустремленность даже после смерти влияли на процесс нидерландской освободительной борьбы. Дух Оранского победил после 1584 г. при установлении Нидерландской республики. Современникам и ранним биографам принца многие из его притязаний казались несправедливыми и непонятными. Известно, что они и для него тоже имели субъективную и относительную ценность, в них решающую роль играли тонкие, обусловленные временем частности. Как дипломат он должен был одобрять применяемые меры только потому, что они являлись полезными для его политики и были единственными, которые могли победить зло: сепаратизм отдельных частей страны, слепую, упорную нетерпимость и экстремизм, доходящий до абсурда.

Заслуживает признания политика принца в отношении протестантизма. Он оказывал неоценимую помощь протестантам Англии и Германии, чтобы защитить от антипротестантской инквизиции Филиппа И, и по необходимости заранее примирился с опасностью завоевательной политики в направлении Рейна.