Вильгельм Завоеватель

Англосаксонская знать, Церковь и города должны были в добровольно-принудительном порядке подносить победителю подарки, поэтому в течение января и февраля в Баркинг стекались в огромном количестве деньги и драгоценности, производя ошеломляющее впечатление на компаньонов Вильгельма. Король наслаждался этим зрелищем собственного триумфа. Начиная с января 1067 года он приступил, несмотря на обычные в это время года бури на Ла-Манше, к отправке в Нормандию трофеев и драгоценных подарков, предназначенных для церквей своего герцогства. В начале года он совершил первые земельные пожалования в Англии, в частности передал Жюмьежскому аббатству остров Хейлинг, расположенный в заливе между Портсмутом и Чичестером. В документе, закреплявшем этот акт дарения, Вильгельм гордо именовался «повелителем Нормандии и королем Англии по наследственному праву». В Рим он отправил, впервые выступая в качестве законного правителя страны, штандарт Гарольда и значительную сумму золота, видимо, представлявшую собой недоимку подати в пользу Святого престола за прежние годы.

Тем временем в Баркинг прибывали из различных регионов Англии многочисленные представители знати, заявлявшие о своем признании нового короля, который благосклонно принимал их, делая вид, что не догадывается о задних мыслях, скорее всего послуживших причиной несколько запоздавшего изъявления покорности. Особенно важным для него было появление представителей северных территорий — Копси, бывшего союзника Тостига, и Вальтеофа, эрла Нортгемптона, которых Вильгельм утвердил в их должностях. Они влились в группу англосаксонской знати, собравшейся при дворе, во главе с Эдгаром и Стигандом — одновременно и приверженцев нового короля, и его заложников. Правда, отдельным из них уже удалось завоевать личную дружбу Вильгельма.

Среди его новых друзей были и братья Эдвин и Моркар, похоже, пришедшие к убеждению, что коронация нормандца восстановила единство королевства, и потому отказавшиеся от своих сепаратистских настроений. Но какие территории Вильгельм контролировал в начале 1067 года? Некоторое представление об этом дает изучение пожалованных им тогда хартий и дипломов. Формально или фактически он осуществлял тогда королевскую власть в Кенте, Суссексе, в Лондоне с прилегающими территориями, в Мерсии и, по крайней мере, в части Эссекса и Восточной Англии, то есть примерно на половине территории Английского королевства, правда, наиболее богатой и населенной. Корнуэльский полуостров и территории к северу от Трента тогда еще не были подвластны нормандцам; впрочем, они не признавали над собой и власти Эдуарда Исповедника. Что касается далекой Нортумбрии, укрывшейся за своими лесами и ориентированной на Скандинавию и Шотландию, то признание Моркаром нового короля для нее ровным счетом ничего не значило — это было его личное дело. Но даже в центре и на юге страны Вильгельм выиграл лишь первый тур борьбы и хорошо понимал это. Гастингс, последовавшая за ним короткая кампания и коронация лишь ошеломили противников, которые в один прекрасный день могут прийти в чувство. Очень важно было выиграть время, чтобы обеспечить себе доминирующее положение. Для этого предпринималось строительство крепостей в стратегически важных пунктах страны. Так, в Винчестере цитадель была возведена прямо в центре города. Чаще всего это была просто-напросто деревянная башня, построенная на вершине холма, окруженного рвом и палисадом. Из камня строили гораздо реже. Таким образом, к 1070 году нормандцы располагали уже несколькими десятками крепостей. Местное население, покоренное захватчиками, испытывало по отношению к таким замкам, которых в Англии прежде не видели, смешанное чувство ненависти и страха. Материальная нужда тоже не способствовала изживанию враждебности. Для строительства цитаделей в населенных пунктах зачастую требовалось сносить существующие постройки. Так, чтобы расчистить место для королевского замка, в Линкольне стерли с лица земли 160 домов.

Между тем Вильгельм принял решение возвратиться в Нормандию. Он не мог до бесконечности держать на службе своих вассалов, ибо это чревато было крупными беспорядками по обе стороны Ла-Манша. Нормандские рыцари, только что на деле со славой показавшие свое владение искусством ведения войны, могли, если их слишком долго держать на военной службе, представлять собой серьезную угрозу для правителя. Надо было возвратить их к мирной жизни, к заботам о своих собственных владениях. И сам герцог-король испытывал потребность в передышке, дабы на досуге обдумать фактическое положение дел и наметить новые шаги, в частности, на дипломатическом поприще. Не исключено, что играли свою роль и мотивы личного порядка, желание засыпать в собственные закрома урожай, принесенный войной, а также предстать перед подданными во всем блеске только что обретенной победы.