Вильгельм Завоеватель

Показал он себя и в ходе кризиса 1046 года. Еще более тяжелый, чем предыдущий, этот кризис носил иной характер, что объяснялось наличием теперь уже бесспорного господина, который сумел стать и оставаться таковым, имея все необходимые для этого средства. За анархией последовал бунт, более или менее организованный, взрыв сеньориального индивидуализма сменился умышленным, осознанным мятежом.

Он был вызван первыми шагами Вильгельма, действовавшего как самостоятельный, решительный правитель, что, естественно, не могло понравиться своевольным баронам. Поводом к мятежу послужили амбиции одного из клана Ричардидов — Ги, сына графа Бургундского и дочери Ричарда II. Воспитан -ный при нормандском дворе, Ги после убийства Жильбера де Брионна получил его фьеф. Похоже, уже тогда он стал вынашивать далеко идущие планы: если не сместить бастарда (рожденный в законном браке, он считал себя более достойным занять престол), то, по крайней мере, разделить с ним герцогскую власть. Непримиримые из числа Ричардидов, главным образом бароны из Нижней Нормандии, поддержали его. Очень кстати для заговорщиков взбунтовался Руан, несомненно, не без участия архиепископа Може, сделавшего все для того, чтобы антигерцогское движение распространилось на долину Сены. Гильом из Пуатье рассказывает, что жители Руана воспользовались мятежом баронов, чтобы вырвать у герцога торговые привилегии для себя.

Однажды в начале 1046 года (точный день не известен) множество баронов собралось в Байё у виконта Ренуфа, дабы выплеснуть накопившуюся в них злость в отношении герцога, уж слишком, как им казалось, притеснявшего подданных. Разгорячившись, они послали за реликварием, после чего поклялись на святых мощах убить Вильгельма, где бы ни повстречали его. Герцогский шут Голе случайно оказался свидетелем этой клятвы. Он тайно бежал, дабы предупредить своего господина, в то время развлекавшегося охотой в окрестностях Валони. Прибыв в этот город, он среди ночи разбудил своим криком обитателей дома, в котором остановился Вильгельм. Приблизившись к кровати господина, он все рассказал. Вильгельм, стремительно выскочив из постели, второпях натянул рубашку, штаны, плащ и пустился, не прихватив прочей экипировки, галопом, совсем один, в юго-восточном направлении. Совсем один: если этот факт достоверен, то он весьма красноречиво свидетельствует о чувствах, которые питал герцог в отношении своих котантенских вассалов. Вильгельм переправился через реку Вир, предпочтя опасный брод близ Сен-Клемана — лишь бы оказаться подальше от Байё, где собрались заговорщики во главе с Ренуфом. На заре он прибыл в Рие, сеньор которого, Юбер, верный вассал, принял его и после короткой передышки дал ему свежего коня и троих сыновей в сопровождающие. Услуга эта не пропала даром: придет время, и герцог сделает одного из них епископом Се. А пока что они во весь опор мчались, выбирая окольные пути, в Фа-лез, где для Вильгельма было надежное убежище. Прибыв, наконец, в город, он укрылся за его прочными стенами.

Итак, мятежники фактически проиграли первый тур борьбы. В свою очередь укрывшись в собственных замках, они через посыльных поддерживали друг с другом связь. Видимо, тогда некоторые из них стали склоняться к мысли о возведении Ги де Брионна в герцогское достоинство. Хотя никакой противник непосредственно не угрожал ему, в Фалезе Вильгельм чувствовал себя в полной изоляции. Герцогство, казалось, ускользало от него: вассалы не отвечали ему, приказы не передавались. Положение казалось безвыходным.