Интересно, что после коронации Вильгельма изменения внесли в саму литанию. До завоевания Англии герцог упоминался в ней после короля Франции. Сначала следовала здравица в честь французского монарха, затем следовало обращение к его святым покровителям, и лишь потом добавлялось: «Вильгельму, герцогу Нормандии, – здоровья и вечного мира». В литаниях, которые пелись в церквях англо-нормандского королевства после 1066 года, французский король вообще не упоминался, как к святым покровителям обращались к Богоматери, святому Михаилу и святому Рафаэлю, а следующая за этим просьба выглядела так: «Вильгельму наисветлейшему, великому и несущему мир королю, Господом помазанному, – жизни и побед». Изменения весьма примечательные. «Наисветлейший» является старинной формулой обращения к императорам, а мольба о продлении жизни царствующих особ и даровании им побед была традиционной для Священной Римской империи. Более того, в середине XI века подобные славословия было принято произносить исключительно в адрес короля Франции и императора. Смысл внесенных изменений очевиден. Они были призваны продемонстрировать признание церковью нового статуса Вильгельма. Теперь он был «rex» и, таким образом, стал равным самым великим светским владыкам западнохристианского мира, в том числе королю Франции.
Коронация означала, что отныне Вильгельм признан королем государства, которое он завоевал силой оружия, и все его последующие действия носят законный характер. Всем было понятно, что в Англии произошел переворот и власть была захвачена агрессором, которому удалось одержать победу в войне. Однако Завоеватель и те, кто делал заявления от его имени, никогда не рассматривали произошедшее в таком контексте. Напротив, постоянно подчеркивалось, что корона после краткого периода правления узурпатора наконец досталась законному наследнику престола, а следовательно, Вильгельм являлся королем не только де-факто, но и де-юре. О том, что герцог Нормандии является претендентом на английское наследство, было известно задолго до 1066 года, что придавало доводам его сторонников дополнительный вес. Общественное мнение современников было, скорее всего, на его стороне. Достигнутые им в период между 1066-м и 1087 годами успехи не в последнюю очередь объясняются именно этим.
Система доказательств, использованная для подтверждения легитимности королевской власти Вильгельма Завоевателя, весьма любопытна и заслуживает отдельного разговора. Самое, пожалуй, удивительное, что в ней на первый план выдвигались потомственные права, то есть подчеркивалось, что Вильгельм являлся наследником по праву крови. С точки зрения Вильгельма Пуатьеского, доказательством этого было то, что матерью Эдуарда Исповедника была Эмма, дочь нормандского герцога Ричарда I. Довод довольно слабый, но тогда, видимо, он выглядел убедительнее, чем в наши дни. Дело в том, что, хотя передача королевского титула в англосаксонской династии базировалась на потомственном принципе, наследником королевства считалась вся семья, а не кто-то персонально. Право на трон любого из принцев было настолько же слабым, насколько оно было незыблемым у королевской семьи в целом. Однако обязательным условием наследования короны была принадлежность к королевскому роду. И с этой точки зрения претензии Вильгельма выглядели довольно неубедительно. Понимая это, он старался избегать любых формулировок, которые указывали бы на степень его родства с английской правящей династией, основателем которой считался сам Один. Очевидно, что именно с этим связано изъятие фразы «и права отцов, как наследник, примешь» из славословий, произносимых на церемонии коронации. Это же отражено и в документах, подписанных им в первый период правления. В хартии, составленной между 1066-м и 1070 годами, новый король, подтверждая права английского аббатства Сент-Эдмунд, указывает, что они были предоставлены этому монастырю его «родственником» Эдуардом Исповедником. В хартии, в это же время выданной монастырю Жюмьеж, он даже использует титул, характерный для Восточной Римской империи: «Я, Вильгельм, герцог Нормандии, ставший по праву наследства басилевсом Англии…»
Во всех ранних монархиях, в которых власть принадлежала правящему дому, должны были выработаться традиции, позволявшие передавать наследственные права королевского семейства в целом одному из его представителей. В англосаксонской Британии, для того чтобы монарх считался абсолютно легитимным, требовалось, как минимум, два условия: во-первых, он должен был быть назван наследником предыдущим королем, во-вторых, признан в качестве сеньора другими представителями семьи и высшими феодалами королевства. Церемония признания заключалась в подтверждении взаимных прав и обязанностей и завершалась принесением вассальной клятвы на верность королю. Естественно, все это относилось и к Вильгельму, и надо признать, что при переходе власти к нему были соблюдены оба условия.