Нет сомнений в том, что примерно в 1051 году король Эдуард объявил его своим наследником. Правда, вопрос о том, не отменил ли позднее Исповедник свое решение, остается открытым. Современников тех событий он не мог не волновать. Как уже отмечалось, в течение нескольких лет после смерти короля Эдуарда ходили упорные слухи, что он передал права на английскую корону Гарольду Годвинсону, и, вполне вероятно, они не были лишены оснований. Другое дело, насколько законной была эта передача. Умирающий король в свои последние дни фактически находился в изоляции, и тем немногочисленным лицам, которые имели к нему доступ в этот момент, нетрудно было вынудить его пересмотреть завещание. Но для людей той эпохи было важно даже не действие по принуждению, а то, что наследником был назначен человек, не имевший никакого отношения к королевскому роду, который к тому же нарушил ранее взятые обязательства перед Вильгельмом. Неизвестно, знал ли Вильгельм о произошедшем 5 января 1066 года у постели умирающего Эдуарда Исповедника, но он всегда настаивал, что является единственным законным преемником умершего короля.
Необходимость подтверждать клятвой взаимных обязательств отношения с будущими подданными делало положение Вильгельма несколько двусмысленным. То, что это было проделано в Беркхамстеде, когда его признали королем его нормандские вассалы, выглядело вполне естественно. С англичанами было сложнее. Ритуал взаимного признания Вильгельму предстояло пройти с людьми, которых он совсем недавно победил в кровавом сражении. Как бы то ни было, как в Беркхамстеде, так и в Баркинге английские магнаты дали обет верности новому королю, а тот, в свою очередь, торжественно пообещал быть им справедливым правителем. В принципе торжественное обещание Вильгельма, хотя и с некоторой натяжкой, можно сравнить с клятвой, данной между 940-м и 946 годами королем Эдмундом. Таким образом, здесь английские традиции также были соблюдены. Причем взаимное признание было продублировано на церемонии коронации, когда прелаты вопросили о том, принимают ли присутствующие нового короля, а Вильгельм произнес королевскую клятву. Источники особо подчеркивают, что это была та же клятва, которую с X века давали во время коронации его предшественники, и об этом знали все.
Признание королевского достоинства Вильгельма зависело не только от соответствия процедуры передачи власти английским традициям, но и от позиции церкви. В этом плане его коронация в 1066 году была еще важнее, поскольку полностью отвечала основной концепции политической теологии того времени. Дело в том, что в XI веке в Западной Европе превалировала идея «христо-центричного государства», согласно которой истинным правителем является Христос, а король рассматривался как его наместник на территории королевства. Так называемое «Аахенское Евангелие» утверждает, например, что император Оттон II был ближе к Царю Небесному, чем любой другой из смертных. Конрада II называли «викарием Христа на Земле». Естественно, что подобные воззрения, зародившиеся во времена Карла Великого, поддерживались императорами. Во Франции также постоянно подчеркивался сакральный характер королевской власти. Считалось, что Каролинги правили там «по благословению Господа», и благословение это перешло к сменившим их Капетингам. Вильгельм, меняя титул «dux» (герцог) на «rex», претендовал на нечто подобное, и это должно было повысить его авторитет среди европейских правителей.
Для Англии признание сакрального характера власти монарха имело большее значение, чем где бы то ни было. Ведь, обретая королевский титул, Вильгельм становился наследником Эдуарда Исповедника, священный характер власти которого признавался с самого начала его правления. Уже во время коронации Эдуарда было провозглашено, что он становится королем «с благословения Господа и по праву родства», а его корона описывалась как «венец царства Христа». Даже отсутствие сына-наследника было обращено ему на пользу, поскольку утверждалось, что Господь дает ему возможность самому выбрать кандидатуру. Кроме того, Эдуард «был чудесным образом избран королем Англии еще до своего рождения и взошел на трон по воле не людей, а самого Бога». Самое интересное, что все эти утверждения не были простой риторикой. Они действительно отражали специфику восприятия монаршей особы, характерную для середины XI века. Довольно скоро оно претерпело существенные изменения. Но в 1066 году, получая корону Англии, Вильгельм претендовал на особые отношения не только с людьми, но и с Богом.