Вилья на час

За окном уже не капало, но на мокром стекле свет первых фонарей расплылся акварельными узорами, или это мои глаза решили проверить тушь на стойкость? Чего я расстроилась? Один вечер или четыре вечера — какая к чертям разница! Я знаю теперь, что Димка не пуп земли. Что есть мужики лучше его танцующие как на паркете, так и в постели… И тем более в ней! А вот коза Ленка этого пока не знает, потому и радуется, что увела чужого жениха. Плевать, что меня бросили. Перед свадьбой и после первой же ночи. Я ехала за тем, чтобы закрыть дверь, и я ее закрыла — вернее за меня ее тихо прикрыли без лишнего шума и без прощальных слез, которые явно бы были, продлись наши отношения до вылета самолета. Ты мало наплакалась? Тебе еще надо?

Нет, не надо. Да как я вообще могла поверить, что Альберт придет в шесть часов? Пусть солнце пряталось за тучами целый день, но ведь это все равно не закат, а он вампир! Я расхохоталась в голос, а потом, заметив, что на меня обернулись, для вида закашлялась. Пора уходить. Включить «гугл-мэпс» и дойти до гостиницы. Там точно уже убрали ночной беспорядок, и я не буду вспоминать прошлую ночь от слова совсем.

Я осторожно провела ногтем под ресницами и стерла черный след о салфетку. Достала из сумки галстук, чтобы выкинуть в урну у входа. Схватила из вазы букет, еще не решив, что сделаю с ним, и шагнула к двери, которую для меня открыли. Низкий каблук и тот умудрился подвернуться, когда я шагнула навстречу серым глазам.

— Спасибо, — прошептал Альберт, забирая галстук из моих рук. — Я знал, что ты его захватишь, потому не повязал новый.

И он действительно тут же накинул галстук на шею. Быстро или не очень? Мы продолжали закрывать собой вход, ну и плевать! Мой языковой барьер прорвало!

— Сейчас семь часов, — сказала я. — Ты также знал, что я стану ждать тебя больше часа?

Альберт побледнел и дунул на непослушную челку.

— Прости. Я не смотрел на часы. Небо подвело меня. Прости, — и добавил уже с улыбкой: — Но ведь ты дождалась…

Он издевается? Или действительно случайно задержался? Не мог же он серьезно целый час проверять на стойкость мое желание встретиться с ним еще раз. Ладно, к черту никому не нужные выкладки. Он пришел, и это главное. Я взяла его под руку, и мы пошли к мосту. Реку я перешла, как Рубикон. Назад пути нет. Этот вечер и эту ночь я проведу с Альбертом, а потом посмотрим, насколько у меня хватит выдержки.

— Как тебя учили ритму танца? — спросил Альберт неожиданно.

В ладоши хлопали, линейкой поучали, заставляли считать… Неужели ему такой ответ нужен? Или…

— Надо слушать сердце: тук-тук, тук-тук, тук-тук… — почти что процитировала я героя Патрика Суэйзи из «Грязных танцев».

Альберт улыбнулся — наверное, я не шибко наврала с цитатой.

— Верно — приложи руку к груди и слушай удары сердца — самого лучшего метронома на свете. А что делать тому, чье сердце не бьется?

Я скорчила умную рожу:

— Заставить его биться вновь.

— Или найти партнершу, у которой оно бьется слишком громко.

Так… Это комплимент или мне намекают, что я не способна скрыть своей аффекции? Но Герр Вампир не перешел Рубикон тактичности и не заставил меня покраснеть. Он сказал:

— Движение — это жизнь. Тогда и жизнь — это движение. Танец тоже движение. Выходит, танец — это жизнь. Простая логика…

Я поспешила кивнуть. Замечательно, когда спутник говорит и не напрягает тебя ответами.

— Вампиры танцуют, чтобы сымитировать жизнь, чтобы обмануть смерть, чтобы музыкальными звуками заменить удары мертвого сердца, чтобы заставить мозг работать, вытаскивая из задворок памяти последовательность движений, — говорил Альберт возбужденно, и я теперь вместо кивков, наглаживая рукав его плаща, не уверенная, что сумасшедшим вампирам можно так возбуждаться. — Танец — это жизнь и танец — это смерть. Наш великий мозг мертв, ведь у нас нет прошлого и нет будущего, как нет и настоящего, которое нам нужно анализировать. Мы живем нашим маленьким мозгом, который у живых отвечает только за инстинктивные действия — как, например, отдернуть руку от горячего. Мы живем в одном мгновении — и в прошлом, и в будущем мы мертвы. И что такое танец, ты думала про это когда-нибудь?

Я не удивилась вопросу, успев привыкнуть к тому, что Альберт любит заканчивать монологи вопросами, и знала, что отвечать на них вовсе не обязательно. Не прошло и тридцати секунд, положенных на размышление, как он уже продолжал с тем же вдохновением:

— Танец — это совмещение сразу нескольких ощущений — зрения, слуха, движения — в одном едином экстазе. Все наше мертвое тело задействовано в танце, каждая его клеточка напряжена до предела — и мы достигаем пика, а нам, мертвым, дано так мало наслаждений.

И тут он остановился, и я кашлянула:

— Моя гостиница в другую сторону.

Альберт захлопал длинными ресницами:

— Я говорил не про секс. Я обещал тебе танец, и я всегда сдерживаю обещания. Иногда, правда, с часовым опозданием.