Вилья на час

— Нет, Вики, слышишь, нет! Это наш долг перед ним — наш долг дать друг другу счастье и поделиться им с миром. Мы будем продолжать дело Альберто, пусть по- человечески неумело, но изо всех своих человеческих сил. У нас нет выбора, Вики! Если не мы, то кто? Столько людей ждут чуда, Вики! Ты не можешь быть эгоисткой, слышишь?

— Слышу! — прохрипела я. — Вот!

Я протянула руку, но Пабло лишь с третьего раза сумел нацепить мне на палец кольцо. Я выпрямилась, точно каблуки надела. Он тоже расправил плечи и наклонился, чтобы поцеловать мне руку. Вместо поцелуя в губы. И как же я была благодарна Пабло за его тактичность в эту ночь прощания с Альбертом и всем моим прошлым.

Мы оба посмотрели в сторону дороги — костер почти догорел. Пабло сунулся в машину за банкой из-под сока и спустился к реке за водой, чтобы залить пепел. Все было кончено. И все только начиналось.

— Вики, ложись сзади. Хоть с поджатыми ногами, все равно удобнее. А я чуть откину пассажирское кресло и тоже вздремну. Здесь тихо. Если только гальские петухи вдруг вздумают петь… Он усмехнулся и осторожно коснулся большим пальцем моей щеки. — Обещаю тебе горячий хрустящий круассан на завтрак до того, как мы уедем из Франции.

Пабло убрал руку, и я тут же залезла в машину, поджала ноги, и он укрыл меня пончо. Потом сам забрался вперед и совсем чуть-чуть откинул кресло.

— Вики, я послал фотографию твоего паспорта своим юристам. Я думаю, что с документами проблем не возникнет. И еще, я не хочу отпускать тебя в Россию. У тебя же есть, кого попросить переслать другие бумаги, если они понадобятся?

Я улыбнулась — в чем он еще мне наврал? Но в одном Пабло прав — Альберт не стал бы играть нам свадебный марш просто так и заодно держать в кармане кольцо. Пабло никогда не признается, что сделал все по просьбе Альберта, а я не узнаю, была ли эта просьба или Пабло действовал самостоятельно. Я слышала лишь последние слова вампира: идти вперед. С Пабло.

— Мамина подруга сделает все, что надо. Но ты можешь поехать со мной в Россию по делам фонда, разве нет?

— Пока у фонда много дел здесь. Ты даже представить не можешь себе объемы нашей работы. Я сомневаюсь, что у меня в ближайшее время появится возможность вставить в пустые рамы хоть какой-то холст. Придется вставить в нее нашу свадебную фотографию, согласна?

— Если фотография будет черно-белой.

— А какой она должна быть, если ты будешь в белом платье, а я — в черном костюме?

— А что делать с красным?

— В красном мы пойдем с тобой на какой-нибудь прием… Нет, в нем я прокачу тебя на мотоцикле, чтобы ты выучила парочку испанских и каталонских ругательств. Договорились?

— В бутылке что-нибудь осталось?

Это я наконец заметила ее в руках у будущего мужа.

— Нет, я только что допил последнее. Прости. Попытайся просто закрыть глаза. Иногда это помогает.

— Я боюсь, мне приснится Альберт.

— Он тебе обязательно приснится. И не один раз.

— А если он не умер?

— Тогда он жив. Но вряд ли мы это узнаем, пока не родим сына и не посадим его за рояль.

— А где мы возьмем Баха и Моцарта ему в учителя? — почти усмехнулась я, чувствуя на стиснутых ресницах соленую влагу.

— Я думаю, они ему не понадобятся…

— Ты так думаешь?

— Хочу верить… Больше нам Альберто ничего не оставил. Кроме веры. И работы, конечно. И завтра я покажу тебе твою новую жизнь, а сегодня еще спи спокойно, каринья.

— Что такое «каринья»?

— Любимая…

Конец