Вилла Бель-Летра

Потом настал черед романов. Судьба их также сложилась благополучно. Через пять лет угрюмая «Таймс», капитулировав перед очевидностью, назвала Дарси самым способным из здравствующих английских литераторов, добавив, однако, в эту порцию меда и капельку дегтя — словечко «увы».

В прошлом году от «увы» не осталось следа: Дарси взял Букера. Решение жюри было принято единогласно.

Роман назывался «Пророчество». В нем автор исследовал подноготную нескольких персонажей, каждому из которых случайная прорицательница предсказала на ближайшее будущее по три странных события. Два из них вскоре сбываются, а вот третье — нет. Один из героев, заядлый пессимист, поначалу не доверяет пророчествам, но, потрясенный тем, что они с пугающей точностью воплощаются наяву, принимается верить в них с небывалой горячностью, потому что вдруг понимает: его серая жизнь обретает внезапно заманчивый смысл. Тут-то его и настигает измена, разрушающая день за днем его щуплый, тщедушный, неповоротливый мир. Он оказывается в плену навязчивой идеи: оправдать болезненную свою убежденность в том, что должно свершиться и третье предначертание. Не в силах больше мириться с предательством случая, он пытается сам сыграть его роль, раз за разом совершая поступки, в которых окружающие видят лишь огорчительные свидетельства его помешательства. Его пытаются лечить, отправив в психиатрический диспансер, но самочувствие героя не улучшается. В конце концов он в самом деле сходит с ума, обнаружив, что нет ничего труднее, чем доказать другим свое душевное здоровье.

Второй персонаж, оптимист, напротив, с первой минуты очень хочет поверить в предсказанные события и потому всякий раз делает, почти незаметно, ловкий шажок навстречу пророчеству, будто подсказывая ему кратчайший путь к осуществлению. Но, подсознательно понимая, что это игра в поддавки, он жаждет дождаться реального хода от Провидения. Тщетно: оно безучастно молчит. Обуреваемый чувством, что жизнь его — лишь подделка, он решает уйти из нее, однако вместо яда, по-свойски добытого им у приятеля-медика, выпивает залпом изрядную дозу слабительного. Смерть оборачивается для него диареей…

Третий герой, преуспевающий врач, старается подойти к прорицаниям философски: если пророчества сбудутся — им уже заготовлен заранее вывод о том, что они лишь совпали с алгоритмом его персональной судьбы, а она для него непременно отмечена внутренней логикой смысла. Если же предсказания не сбудутся — что ж, значит, алгоритм аферисткой-колдуньей просто не был угадан. Когда же в дело вмешивается случай и третье пророчество куда-то от него «убегает», герой вдруг осознает (точнее, логически вычисляет), что жизни-то не было вовсе — той жизни, что могла быть объяснена, а значит, и спасена, посредством раскладок и формул. Ибо она, жизнь, — совершенная абракадабра, не поддающаяся рациональному постижению… Дабы усугубить эффект, автор вынудил персонажей многократно сверять и подводить часы, чьи непокорные стрелки то безнадежно опаздывали, то куда-то спешили — в поисках времени, в котором «сейчас» и «всегда» слились воедино и умерли смыслом.

Роман завершался тем, что врач, подавленный своим открытием, по ошибке выписывает попавшему к нему на прием Оптимисту вместо микстуры от расстройства кишечника сильнодействующий рвотный порошок, сопровождая рецепт словами: «Попробуйте это. Оно вам поможет наверняка. Оно всем помогает…»

Восторженные рецензии и стремительно расходящиеся тиражи лишь подтверждали, что со своим рецептом письма Дарси не ошибся. Однако самого Оскара не покидало ощущение, что слава его незаслуженна. Если честно перечитать все, что когда-либо выходило из-под его удачливого пера, можно сделать неутешительный вывод: ни в одном из произведений Дарси и близко не подошел к тому, о чем мечтал с детства, — нарисовать жизнь такой, как она есть (если, конечно, она-таки есть!). Его персонажи были скорее занятными схемами, упрятанными под мазками тонко выписанных портретов. Но, похоже, у этих портретов под гримом так и не появилось ни разу лица.

Впрочем, автора ли в этом винить? Он лишь делает то, что умеет. И делает, в общем, неплохо.

Он взглянул на часы: половина четвертого. Пусть реального времени нет, всегда есть перед ним обязательства. Оскар Дарси, на выход: вас ждет журналистка!..

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ (Чистилище)

— Товарищ, вы куда?

— Мне сказали, надо бы прежде помыться…

— Вход в Чистилище строго по пропускам. Ну-ка займите очередь!

М. Булгаков. Из ненаписанного

— Она уже ждет. — Встретившийся на лестнице Суворов был лаконичен, но в глазах его затаилось злорадство. Так смотрит пациент, минуту назад узнавший, что его операцию отложили и прежде под нож пойдет сосед по палате. — Представьте себе, Жан-Марк не угадал лишь с протезом. Все остальное сошлось на все сто. Разве что Расьоль дал маху с бородавкой.

— Но ведь он как будто ничего о бородавке не говорил?